Карта небесной сферы, или Тайный меридиан - [33]

— Давай посчитаем точно… — Кой записывал цифры в тетради карандашом. — Так… 37°35′ у Уррутии дают нам… Да, точно: 37°38′ широты. На самом деле это 37°37′ и тридцать — сорок секунд. На современной карте секунды — это десятые доли минуты, так что мы имеем 37°37, 5'. Это означает погрешность в две с половиной мили здесь, у мыса Палое. А у мыса Тиньосо она может составлять всего милю. Эта погрешность весьма существенна, если речь идет о затонувшем корабле. Он может лежать у берега, на глубине двадцать — тридцать метров, где до него легко добраться, а может и далеко, там, где глубины увеличиваются, доходя до ста, двухсот и более метров, а там к нему не только не подобраться — даже определить его местоположение и то не получится.

Он умолк, глядя на нее. По-прежнему наклонив голову, она рассматривала значения глубин, отмеченных на карте. Кою было абсолютно ясно, что Танжер все это прекрасно известно. Наверное, ей всего лишь необходимо, чтобы кто-нибудь другой еще раз подтвердил ее правоту, подумал он. Наверное, она хочет, чтобы ей сказали — это возможно.

Остается прежний вопрос — почему я?

— А ты сможешь спуститься на пятьдесят метров? — спросила она.

— Думаю, да. Я спускался даже немного больше.

Но тогда мне было на двадцать лет меньше, чем сейчас. И загвоздка в том, что на такой глубине долго не выдержишь, по крайней мере с обычным аквалангом… А ты ныряешь с аквалангом?

— Нет. Боюсь до ужаса. И все-таки…

Кой продолжал соображать. Моряк. Плавает с аквалангом. Знает парусное мореходство. Яснее ясного, сказал он себе, что он тут не потому, что ей так уж нравится разговаривать с ним. Не строй себе иллюзий, парень. Ей твои красивые глаза ни к чему. Даже если предположить, что они хоть когда-то были красивыми.

— Как глубоко, по-твоему, ты можешь спуститься?

— Ты позволишь мне спуститься одному? Не будешь следить за мной?

— Я тебе доверяю.

— Вот это меня и удивляет. Что ты мне так доверяешь.

Когда она говорила «я тебе доверяю», она наконец повернулась к нему. Чертовка, подумал Кой.

Можно подумать, она ночи не спит, обдумывает каждый жест. Он заметил серебряную цепочку, убегавшую за вырез белой майки, к тем выпуклостям, которые угадывались под расстегнутой мужской рубашкой. Ему стоило некоторых усилий подавить в себе желание вытащить цепочку и посмотреть, что на ней висит.

— Без специального оборудования профессиональный водолаз довольно спокойно спускается на восемьдесят метров, — объяснил он. — И это большая глубина. Кроме того, если не только спускаешься, но и работаешь под водой, то устаешь и, значит, потребляешь больше воздуха, следовательно, дело усложняется… Нужны смеси и подробные таблицы декомпрессии — Глубина там небольшая. По крайней мере, я так думаю.

— Ты делала вычисления?

— В меру своих возможностей.

— Потому-то ты так уверена.

Кой улыбнулся. Эта была всего лишь полуулыбка, но ей, по-видимому, это не понравилось.

— Если бы я была совсем уверена, ты не был бы мне нужен.

Он откинулся на спинку стула. Зас в ответ на его движение поднялся и раза два ласково лизнул ему руку.

— В таком случае, — решил он, — спуститься, может быть, и удастся. Хотя определить местонахождение — штука сложная, даже с современными картами и глобальной системой определения координат, GPS. Найти судно или то, что от него осталось, непросто. И еще труднее, если прошло два с половиной века… Тут играет роль характер морского дна и многое другое. Дерево должно бы сгнить к чертям собачьим, или обломки затянуло грязью. А еще течения, плохая видимость.

Танжер некоторое время назад взяла пачку сигарет, но только вертела ее в пальцах. И смотрела на «Моряка» в бескозырке с надписью «Герой».

— У тебя большой опыт водолаза?

— Да есть немного. Я прошел водолазные курсы Военно-морского флота, два лета чистил корпуса судов проволочной щеткой, не видя ничего дальше собственного носа. На каникулах вместе с Педро Пилото поднимал со дна римские амфоры.

— Кто это — Педро Пилото?

— Хозяин «Карпанты». Друг.

— Сейчас это запрещено.

— Что? Иметь друзей?

— Поднимать со дна римские амфоры.

Она отложила пачку и смотрела на Коя. Ему показалась, что он заметил в ее глазах искру особого интереса.

— Тогда тоже было запрещено, — возразил он. — Но незаконность придавала нашим подвигам азарт.

Да потом ни один жандарм не будет обыскивать тебя после каждого погружения в том порту, где тебя каждая собака знает. Ты говоришь «привет», он говорит «привет», ты улыбаешься, и полный порядок.

В то время морское дно возле Картахены было просто усеяно археологическими редкостями. Мне больше всего нравились горлышки от амфор — они очень красивые — и кувшины… Песок с них я счищал ракеткой для пинг-понга. И нашел их немало, несколько дюжин, наверное.

— И что ты с ними делал?

— Раздаривал своим девушкам.

Это было не так, точнее, не совсем так. Протащив всю эту археологию под носом у портовых охранников, Кой с Пилото распродавали ее туристам и антикварам, а выручку делили пополам. А про девушек Танжер даже не поинтересовалась, много их было или мало. На самом деле из тех времен Кой с особым удовольствием вспоминал одну, ее звали Эва, она была дочерью американского инженера с нефтеочистительного завода на острове Эскомбрерас. Здоровая девушка, светловолосая, загорелая, с крепкой спиной виндсерфистки и красивыми бедрами; с Эвой он проводил то лето, когда уже поступил в мореходное училище. Она хохотала от любого пустяка, была покорна и нежна, когда на красных закатах они, облепленные песком и солью, занимались любовью в укромных, окруженных черными скалами бухтах, где волны лизали им ноги. Довольно долго Кой хранил в пальцах и губах ощущение ее тела, помнил запах соли и йода, морской воды, высыхающей на ее горячей коже. Хранил он некоторое время и фотографию: она стоит на берегу моря, в одних трусиках, с мокрыми волосами и пьет, откинув голову назад, вино из бурдюка, оно красной струйкой, как кровь, стекает между ее маленькими, вызывающе молодыми грудями. В голове у этой настоящей американки, чья историческая память не могла охватить более двух-трех веков, никак не укладывалось, что кусок обожженной глины с ручками, подаренный ей Коем — изящное горлышко амфоры для масла, датируемое первым веком, — два тысячелетия пролежал на дне моря, у самого берега которого они столько раз любили друг друга тем летом.