Карта любви - [109]

Судорожное сведение мускулов, боли в груди и в желудке сделались столь сильны, что часто заставляли его громко жаловаться и даже иногда вскрикивать; в те минуты, когда боли прекращались, он громко и усердно молился, воскликнув: «Боже мой! Итак, все должно кончиться! Господи! Да будет воля твоя!»

Силы его начали ослабевать, голос сделался невнятным, ум и взоры облеклись смертным туманом. Скоро он скончался.

Граф умолк, и Юлия тоже молчала, отирая тихие слезы, подавленная — и в то же время восхищенная картиною сей величественной кончины. Она почти не знала Дибича, видела его два или три раза, но ее всегда поражала скрытая печаль в глазах фельдмаршала, не исчезавшая, даже когда он улыбался. Кто-то сказал ей, что ранняя кончина его достойной и искренне любимой им супруги, случившаяся после блестящего похода через Балканы, поразила Дибича до глубины души. Он сделался бесстрашен до безрассудства, и ходили слухи, будто он ищет смерти, чтобы поскорее встретиться с возлюбленной женою.

— Ну вот теперь и встретился, — невнятно, сквозь слезы пробормотала Юлия.

— Что? — изумился Толь.

— Ничего, — шепнула Юлия. — Дай ему Бог царство небесное!

— Дай Бог! — эхом отозвался Толь.

— Я слышала, фельдмаршал будет похоронен в России? — робко спросила Юлия.

— Да, такова была его воля, — кивнул Толь. — Тело по вскрытии будет набальзамировано и отправлено в Петербург, только сердце предадут земле в Пултуске. Эта могила будет вдохновлять солдат, которые будут знать, что сердцем их командующий с ними.

Юлия всхлипнула, не в силах ничего сказать. Она хотела спросить, зачем новый командующий призвал ее к себе столь неотложно, однако считала неудобным сразу заговорить о себе. Генерал помог ей:

— Вы, графиня, верно, в недоумении, зачем я желал говорить с вами?

Она кивнула.

— Беда в том, что в кончине командующего есть нечто, непосредственно касающееся вас.

— Как же это может быть?! — изумилась Юлия.

— Пока не знаю… — медленно проговорил Толь. — Но попытаемся понять вместе. Я сказал уже, что покойный всем винам предпочитал воду. Вы знаете — то в нашей, то в польской армии вспыхивает холера. Она как бы мечется туда-сюда, не зная, какую добычу хватать. У нас мало возможностей от нее беречься: в войсках воду для питья кипятить затруднительно, однако в ставке все повара и денщики соблюдали сей указ доктора Коха неукоснительно. Не-у-кос-ни-тель-но! — значительно подняв палец, повторил Толь. — И к столу графа подавалась кипяченая вода, и у его постели стояла такая же в особенно красивом турецком кувшине, который граф возил всегда с собою в память о Балканских победах. Это был подарок супруги его покойной. Нынче ночью, когда мы уже видели близкую кончину Ивана Ивановича, — голос Толя при этих словах чуть дрогнул, и Юлия поняла, что Дибич был для него не только начальником, но и другом, — да, так вот… он попросил пить. Я схватил этот кувшин, налил стакан, однако умирающий отвернулся. «Нет, — проговорил он слабым голосом, — утром пил… гадость…» Я отставил стакан не думая. А потом, под утро, уже когда увидел, как врач закрывает глаза покойному, я в волнении схватил сей стакан и поднес к губам, чтобы освежить пересохшее горло. И с отвращением отставил, пораженный отвратительным — даже не гнилостным, а трупным запахом сей воды. Чудилось, сама смерть затаилась на дне стакана! Конечно, это была сырая, не кипяченая вода, хотя как она там оказалась, мы не представляли. Позвали повара, и он сообщил, что близ дома, в ограде, есть колодезь, в коем поначалу была прекрасная вода, но несколько дней назад она так протухла, что даже лошади ее не желали пить, а потому для кухни и стола носили воду с другого конца улицы. «Не иначе, — сказал сей человек, значительно выкатив глаза, — кто-то заговорил водицу недобрым словом — вот она и протухла». Русский народ поэтичен и суеверен, — заметил Толь как бы в скобках. — Однако я не верю в заговоры. Я приказал немедля вычерпать колодец… и что, вы думаете, мы обнаружили на дне его?

Юлия слабо помотала головой, предполагая самое ужасное. Ее догадка сбылась.

— Мы нашли там два трупа польских уланов, и доктор Кох даже по останкам сделал вывод, что у них присутствовали все признаки холеры!

Юлия нервно сглотнула, подавляя тошноту.

— Боже! — ахнула тихонько. — Значит, главнокомандующий умер из-за этой воды? Да ведь так можно уморить всю армию!

— Армию — не армию, но штаб уж наверное. Очевидно, у поляков вспыхнула в полках холера, и они, отходя из Клешева, оставили нам это наследство, предположив, что из-за удобного расположения и обширности сего дома он непременно будет выбран под штаб и резиденцию командующего. Мы должны благодарить предусмотрительного повара, запретившего брать гнилостную воду, и доктора Коха, велевшего пить кипяченую.

— Но как же тогда попала дурная вода к фельдмаршалу?! — воскликнула Юлия. — Случайность? Кто-то недосмотрел?

— Если бы так! — вздохнул Толь. — Денщик его высокопревосходительства едва не наложил на себя руки от горя, но клялся всеми святыми, что брал на кухне только хорошую, кипяченую воду. Я поверил ему: он был бесконечно предан покойному.