Карта и территория - [40]

На выходе из аэропорта Бове-Тийе Джед притормозил и, поставив сумку на пол, заставил себя дышать размеренно, чтобы прийти в чувство. Семьи, навьюченные колясками и детьми, толпой валили в автобус, отбывающий к Порт-Майо. Рядом с ним он увидел белый пикап с широкими окнами и логотипом Городского транспорта Бовези. Он подошел навести справки: водитель сообщил, что направляется в Бове; проезд стоил два евро. Джед купил билетик; он оказался единственным пассажиром.

– Отвезти вас на вокзал? – спросил водитель, помолчав.

– Нет, в центр.

Тот бросил на него удивленный взгляд; местному туризму, судя по всему, редко случалось поживиться за счет клиентов аэропорта. Хотя тут, как и почти во всех городах Франции, власти приложили немало усилий по организации пешеходных зон в центре и установке информационных щитов с историческими и культурными сведениями о Бове. Первые поселения появились здесь, видимо, за 65 000 лет до нашей эры. Город, представлявший собой укрепленный лагерь римлян, назывался Цезаромагус, затем Белловакум, «город белловаков», пока его не разрушили варвары в 275 году.

Расположенный на перекрестке торговых путей, окруженный богатыми плодородными землями, Бове уже в XI веке переживает значительный расцвет текстильной мануфактуры – сукно из Бове экспортируются в Византию. Работы по возведению собора Святого Петра (три мишленовские звездочки, имеет смысл предпринять отдельное путешествие) начались в 1225 году по инициативе графа-епископа Милона из Нантейя, но завершены не были. В своем нынешнем состоянии собор обладает, однако, самыми высокими в Европе средневековыми хорами. Упадок города, приведший к упадку ткачества и ковроделия, начался в конце XVIII века и, судя по всему, продолжался до сих пор, поскольку Джед запросто снял номер в гостинице «Кириад». До ужина ему даже казалось, что он тут вообще один. Приступая к рагу из телятины – дежурному блюду, он увидел, как в ресторан входит одинокий японец лет тридцати и, с ужасом озираясь, садится за соседний с ним столик.

Дежурное рагу повергло японца в состояние чрезвычайной тревоги; в итоге он заказал бифштекс и, получив его несколько минут спустя, грустно и нерешительно ткнул в него вилкой. Джед заподозрил, что он попробует завязать разговор, что тот и сделал, на английском языке, предварительно пососав пару картофельных соломок. Бедняга оказался служащим станкостроительной фирмы Komatsu, которой удалось впарить какой-то текстильный автомат последнего поколения единственной оставшейся в департаменте суконной фабрике. В автомате вышел из строя программный блок, и японец приехал, чтобы починить его. Для такого рода работы, пожаловался он, компания посылала раньше трех-четырех техников, ну в крайнем случае двух; но в результате чудовищного сокращения ассигнований он очутился в Бове один на один с разъяренным клиентом и сломанным агрегатом.

Да, здорово он влип, не мог не признать Джед. Но, может быть, его смогли бы проконсультировать по телефону?

– Time difference*… – печально ответствовал японец. Может быть, к часу ночи ему удастся поймать кого-нибудь в Японии, там как раз начнется рабочий день; но пока что он тут один как перст, и в номере нет даже кабельных японских каналов. Он долгим взглядом посмотрел на нож для мяса, будто собирался экспромтом совершить сеппуку, потом все же решил отыграться на бифштексе.

У себя в номере, смотря без звука «Талассу»**, Джед включил наконец мобильник. Франц оставил ему три сообщения. Он ответил мгновенно.

* Разница во времени (англ.).

** «Таласса» – старейшая передача Третьего канала французского телевидения о море, путешествиях и людях, чья профессия связана с морем.

– Ну как все прошло?

– Хорошо. Почти хорошо. Но, судя по всему, с текстом он опоздает.

– Нет, это невозможно. Мне он нужен к концу марта, иначе мы не успеем напечатать каталог.

– Я сказал ему… – Джед запнулся и бросился с головой в омут: – Я сказал, что это не страшно и что он может не торопиться.

Франц издал нечто вроде недоуменного урчания, замолк, но тут же заговорил снова напряженным голосом, явно на грани нервного срыва:

– Слушай, нам надо встретиться и обсудить. Ты можешь сейчас зайти в галерею?

– Нет, я в Бове.

– В Бове? Что ты забыл в Бове?

– Решил взять тайм-аут. Тайм-аут в Бове, это чудо что такое.

Поезд в Париж отходил в 8.47. Путь до Северного вокзала занял немногим больше часа, и в одиннадцать Джед уже был в галерее, в обществе приунывшего Франца.

– Знаешь, ты у меня не один такой, – с упреком сказал он. – Если выставка не состоится в мае, я вынужден буду перенести ее на декабрь.

Через десять минут появилась Мэрилин, и к ним вернулось хорошее настроение.

– Декабрь – это отлично, я – за, – сразу заявила она и продолжала с плотоядным задором: – Мне хватит времени на обработку английских журналов, их надо брать за горло загодя, эти английские журналы.

– Ну, значит, в декабре, – уступил Франц, мрачный и побитый.

– Но ведь… – начал было Джед, вскинув руки, и остановился. Он собирался сказать «Но ведь художник тут я» или что-то в этом роде, пафосное и дурацкое, но вовремя спохватился и добавил просто: – Мне, кроме всего прочего, надо еще написать портрет Уэльбека. Я хочу, чтобы у меня вышла хорошая картина. Чтобы это была моя лучшая картина.