Карт-Бланш для Синей Бороды - [130]

Я посмотрела на Милисент, и рот мой раскрылся сам собой — златокудрая фея стояла красная, и тщетно пыталась натянуть на оголившиеся груди рубашку, которая вдруг растянулась в вороте до пояса и никак не желала возвращаться обратно.

После нескольких безуспешных попыток, Милисент догадалась отвернуться, перебросив на грудь золотистые кудри, но в ту же секунду в зале раздался мужской хохот — рубашка разошлась по спинке, словно разрезанная бритвой, явив собранию спину и ягодицы благородной леди, клявшейся в своей добродетели.

— Дорогуша, вам лучше прикрыться и уйти, — сказал король, фыркая в кулак. — Зрелище, конечно, приятное для глаз, — тут он покосился на королеву, поймал ее гневный взгляд и приподнял брови с самым невиннейшим образом: — Но мы должны позаботиться о целомудрии своих подданных. Правда, Ригунта?

— Вы правы, ваше величество, — сказала она сквозь зубы. — Снимайте рубашку осторожнее, леди Милисент. Волшебная вещь не виновата, что вы предпочли ложь правде.

Едва натянув платье, Милисент растолкала фрейлин и помчалась к выходу. Ее провожали веселым улюлюканьем, а мужчины не стесняясь отпускали вслед посрамленной красавице сальные словечки. Особенно веселилась Вильямина — она принялась даже приплясывать возле королевского кресла, и никто не упрекнул ее за подобное неуважение.

— Теперь ваша очередь, леди Бланш, — промолвила королева.

Я поднялась с лавки, как будто была столетней старухой. В голове не было ни одной мысли, и меня трясло, как в лихорадке. Фрейлины окружили меня, и теперь даже взгляд Алена не был поддержкой. Провозившись со шнуровкой, я кое-как стащила с себя платье, а потом нижнюю рубашку и белье вместе с чулками. Боже, как стыдно! Хотя никто кроме старшей фрейлины не видел моей наготы, меня так и бросало в жар.

— Поднимите руки, — спокойно сказала старшая фрейлина. — Я надену на вас рубашку.

Я подчинилась, испытывая уже панический ужас, и прохладная ткань скользнула по мне, скрывая от плеч до пола, совсем, как леди Милисент до этого.

— Покажите нам ее, — раздался голос королевы, и фрейлины послушно расступились.

Я едва не юркнула за их юбки и заметалась из стороны в сторону, но Ален позвал: «Бланш!» — и я остановилась, тяжело дыша.

Последовала долгая тишина, показавшаяся мне бесконечно долгой.

— Рубашка не исчезает… — разочарованно сказал кто-то из свиты короля.

Только тогда я осмелилась посмотреть на себя.

Волшебное одеяние ничуть не изменилось и скрывало меня от чужих взглядов. Не веря такому чуду, я коснулась ее ладонями, вознося благодарственные молитвы, и вдруг подол пожух, словно сухие листья, брошенные в костер. Сначала обнажились мои ступни, потом щиколотки… а рубашка становилась все короче и короче…

— На свете бывают волшебные рубашки, но не бывает добродетельных женщин! — сострил королевский шут, и господа лорды захохотали.

Бежать! Немедленно бежать, пока никто не увидел моего позора!

В глазах поплыли темные пятна, и я рванула к двери, совсем как Милисент, но кто- то цепко схватил меня за локти. Я забилась в крепких руках, теряя остатки разума, но голос Алена разорвал черную пелену:

— Бланш! Кто целовал тебя до свадьбы?

Его слова слышались мне, как со дна морского, и Ален повторил еще раз:

— Кто целовал тебя до свадьбы? Ответь!

Зрение мое прояснилось, и я увидела совсем рядом лицо, которое было для меня самым дорогим и желанным зрелищем. Серые прозрачные глаза смотрели на меня с любовью, и я всей душой потянулась к тому, кто стал моим мужем по странной случайности, а потом воцарился в моем сердце.

— Вы, милорд, — прошептала я. — Вы поцеловали меня. Я разрешила это вам, хотя мы не были женаты, я грешница…

— Небеса святые! — завопил король. — Вы это видите?!

Я испуганно дернулась, но Ален снова удержал меня. Потом чуть отстранил, разглядывая с макушки до пят, а потом улыбнулся. Это была самая замечательная улыбка, которую я когда-либо видела — нежная, ласковая, гордая одновременно. И счастливая.

— Ну, господа, — сказал Ален, не отводя от меня глаз, — и дамы, разумеется. Теперь кто-нибудь сомневается в добродетели моей жены?

Невозможно было поверить, но рубашка, казавшаяся такой старой и неприглядной, сейчас сияла ослепительной белизной. Я коснулась ее кончиками пальцев, не совсем уверенная, что это мне не чудится. Но нет — сияние становилось все ярче и ярче, и ткань, не обжигая, испускала уже столько света, что лавка, на которой я недавно сидела, начала отбрасывать тень.

— Сомнений нет, — произнес король. — Эта женщина — сама добродетель! Ригунта? Что скажете?

— А что она может сказать? — проворчала Вильямина, и ее опять никто не одернул.

Я посмотрела на королеву умоляюще, и ее породистое, немного жестокое лицо постепенно смягчилось:

— Вы победили, маленькая леди, — сказала она. — Получите своего мужа и простите свою королеву за подозрительность. Но нам всегда трудно поверить, что близкие неискренны с нами. Мне больно, что моя крестница так поступила. Обещаю, она больше не побеспокоит вас.

Победила!..

В тот миг я была по-королевски великодушна и хотела уже объявить, что не держу зла на леди Милисент, но тут граф схватил меня на руки и понес к выходу под оглушительные аплодисменты лордов и слуг. Женщины вели себя сдержаннее, но кланялись, когда Ален проносил меня мимо.