Карт-Бланш для Синей Бороды - [127]

Я чувствовала себя преступницей, и мне казалось, что взгляды всех устремлены лишь на меня. Я старалась держаться спокойно, но то краснела, то бледнела, и у меня мучительно чесались то локоть, то висок, то колено, а почесываться перед венценосной четой было бы крайне неприлично.

Время от времени я косилась в сторону Милисент, которая сидела с видом печального ангела — горестно изломив брови и бессильно уронив руки на колени.

— Мы могли бы разобраться и при закрытых дверях, — сказал король досадливо. — К чему было устраивать это напоказ?

— Оскорбления моей крестницы происходили напоказ, — ответила королева. — Поэтому я желаю, чтобы справедливость восторжествовала публично.

— Удалим хотя бы слуг, — королю не хотелось ссориться с женой, но было видно, что он уже с трудом сдерживает гнев.

Только королева оставалась непреклонна:

— Слуги должны знать, кто является их настоящей хозяйкой.

— Для всех и так понятно, кто здесь хозяйка! — вспылил король. — Посмотрите на графа де Конмора, посмотрите на замок — и все станет ясно!

— С этим справилась бы любая простолюдинка, — возразила королева. — Вы хотите поставить благородной девушке в вину ее утонченное воспитание?

— Ваша «благородная девушка» пыталась убить мою жену, да и меня заодно, — сказал граф громко. — А теперь вы подсовываете ее мне в жены?

Я посмотрела на Милисент. Лицо ее приобрело страдальческое выражение. Оправдываться она не стала, но грустно и укоризненно покачала головой. Это выглядело впечатляюще — прекрасная леди, невинно обвиненная, отвергнутая, у которой не осталось никого из защитников, кроме ее величества.

И королева не пожелала отдавать на поругание свою крестницу:

— Голословные обвинения! — воскликнула она. — Чем вы докажете свою правоту?

— Мечом, если вам будет угодно, — ответил граф. — Выберете любого, кто согласится защищать эту… благородную леди. Даже если за нее вступится великан с волшебным мечом — я уверен в своей победе.

— Вам все бы решать силой! — гневалась королева. — Я желаю знать правду. Леди Бланш! Встаньте! Я хочу, чтобы вы ответили, за что сбросили леди Милисент в пропасть.

Я поднялась медленно, чувствуя дурноту. Взгляды всех были устремлены на меня — любопытные, подозрительные, осуждающие. Но среди эти глаз были и добрые, любящие, и сочувствующие. Гюнебрет, Барбета, Пеле и остальные слуги, король и его рыцари, а самое главное — Ален, все они были на моей стороне. А взгляд графа я ощущала, как нежное, ласковое поглаживание.

— Расскажи всю правду, Бланш, — сказал он, подбадривая меня. — Расскажи все, не бойся.

Вздохнув, я начала свой рассказ. Сначала я думала, что дело обойдется последними событиями, но королева проявила дотошность, задавая вопросы, и постепенно мне пришлось рассказать о том, как был заключен брак на год, как мне стало известно о зелье, что распространял Сильвани, медном браслете и смерти леди Эстер, о похищении Гюнебрет и шоколадных конфетах, напитанных ядом, которые приказал мне сделать Реджинальд.

Один из вельмож что-то зашептал на ухо королю.

— Кстати, о Сильвани, — его величество оперся о колено, заглядывая в лицо жене. — Мне тут сказали, что он пойман по доносу корпорации королевских аптек за сбыт ядов. И стали понятны очень многие скоропостижные смерти, хотя не об этом сейчас речь. Так вот, среди тех, кто часто захаживал в дом к Сильвани, был сэр Оуэн. Интересное совпадение, верно?

— Не понимаю, как все это относится к леди Милисент? — произнесла королева высокомерно.

— Так именно ваша крестница посоветовала мне обратиться к Сильвани, — сказал граф. — Чтобы получить чудодейственное лекарство — избавление от всех болезней. Я знал, что происходит с теми, кто его употребляет, но был слишком слаб и измучен болью, чтобы противиться.

— Что ты говоришь, Ален? — вздохнула Милисент и укоризненно покачала головой. — Я мечтала найти лекарство, чтобы излечить тебя, но никогда не стала бы советовать что-то тебе во вред.

— То, что ты хорошо лжешь, я уже понял, — усмехнулся граф.

— Ведите себя прилично! — осадила его королева. — Пусть выйдет леди Гюнебрет, я хочу допросить и ее.

Мне позволено было сесть, и пока Гюнебрет рассказывала собранию, как Реджинальд Оуэн ее похитил, Милисент наклонилась, поправляя расстегнувшуюся пряжку на башмаке, и сказала мне еле слышно:

— Какая же вы упрямая, леди Бланш. На что вы надеетесь? Ален — мой, поэтому не пытайтесь удержать то, что никогда вам не принадлежало.

— А как же Реджи? — выпалила я. — Мне показалось, вы питали к нему более чем нежные чувства!

Красивое лицо Милисент на секунду исказилось, превратившись в уродливую маску.

— Я бы утопила тебя еще раз, соплячка. За то, что он сказал тебе тогда, в беседке в саду, — сказала она, а потом улыбнулась так печально, как мог бы улыбаться ангел, которого несправедливо обвинили.

— О чем это вы там говорите? — немедленно спросила королева. — Я запретила вам общаться.

— Простите, ваше величество, — Милисент в отчаянье заломила руки, губы ее задрожали. — Я не решаюсь повторить вам те ужасы, что услышала сейчас от леди Бланш! Она грозит мне смертью, говорит, что закончит то, что не довел до конца ее любовник — сэр Оуэн.