* * *
Надежда Константиновна вышла из поезда на станции Куоккала. Ослепительно сияло солнце, отраженное в снегах. По дымчатому снежному полю до леса яркой белой лентой вьется тропинка. Сверху сыплется сверкающая пыль инея. Вокруг потеплевших стволов деревьев голубые лунки — предвестники весны.
В лесу притаилась тишина.
Небольшой деревянный дом под мохнатыми соснами выглядит сегодня нарядно: шапка снега над башней-верандой и нависшие над окнами снежные карнизы придают ему сказочный вид.
Владимир Ильич увидел Надежду Константиновну из окна и вышел ей навстречу.
— Наконец-то! Ты волновалась, не спала? — заботливо спрашивает он.
— Нет, нет, спала как сурок. Рано утром меня разбудил Ромка, принес письмо от Ефима Петровича. Я все знаю. — Надежда Константиновна прислушалась. — У тебя уже народ?
— Да, работаем над тактической платформой к съезду. Заходи, поможешь.
Надежда Константиновна вынула из сумки Свифта.
— Здесь твои заметки.
— В Гулливере? Очень кстати.
Владимир Ильич провел Надежду Константиновну в столовую.
Она хотела остаться незамеченной и присела на свободный стул в углу комнаты, но ее окружили товарищи, шумно приветствовали.
Она не любила быть в центре внимания, стеснялась, сердилась на свою застенчивость и от этого смущалась еще больше. Владимир Ильич пришел ей на выручку.
— Итак, продолжим, — пригласил он товарищей. — Мы пришли с вами к выводу, что главной политической задачей пролетариата, нервом всей его работы, душой всей его организационной классовой деятельности должно быть доведение до конца демократической революции. Отсюда главная политическая задача партии — подготовка сил и организация пролетариата к вооруженному восстанию…
Владимир Ильич поднялся из-за стола, провел ладонью по темени снизу вверх и, подняв руку, восхищенно воскликнул:
— За пролетариатом поднимется широкая народная масса, и эти силы доведут до полной победы буржуазно-демократическую революцию, они откроют эпоху социалистического переворота на Западе. Каково? — рассмеялся он счастливым смехом. — Подумайте только, товарищи, ведь теперешнее мрачное спокойствие — это затишье перед бурей. Контрреволюция торжествует. Но конец этого торжества близок. Над миром поднимается красная заря, грядет пролетарская революция, и она победит, непременно победит, товарищи… Ну-ну, — остановил он весело зашумевших товарищей, — немножко помечтали, хорошо помечтали, а теперь давайте рассмотрим нашу следующую резолюцию — об отношении к Государственной думе… Думу мы признаем не парламентом, а полицейской канцелярией и отвергаем какое бы то ни было участие в комедиантских выборах… Здесь нам тоже придется подраться с меньшевиками…
Питерские большевики сидели за большим обеденным столом, покрытым суровой скатертью. Перед каждым — тетрадь с записями. Подготовка к Объединительному съезду в полном разгаре. У рабочего класса должна быть единая партия с единой программой действия — программой большевиков.
На краю гранитной скалы легким зеленым облаком распушилась березка, рядом на огромном валуне укрепилась сосна, словно ей захотелось подняться повыше и взглянуть на окружающий мир. Горькой свежестью пахнут молодые березовые листья, а от черемухи и в лесу душно. Еще три недели назад, когда Владимир Ильич уезжал на съезд в Стокгольм, только сосны и ели выглядели нарядными среди голых деревьев, а теперь все цветет первыми, неяркими, неприметными цветами.
Весна пришла в финляндский лес.
По лесной дорожке на велосипедах едут двое. Надежда Константиновна уговорила Владимира Ильича совершить прогулку — передохнуть после напряженной работы на съезде. С широкой проселочной дороги она свернула на эту лесную тропинку, чтобы ехать друг за другом и не дать возможности Владимиру Ильичу разговаривать.
— Надюша, не пора ли сделать привал? — интересуется Владимир Ильич.
— Ты уже устал? — откликается Надежда Константиновна.
— Нет, не устал, но…
— Еще немного, за поворотом будет красивая поляна, там и отдохнем.
Владимир Ильич не помнит, где эта поляна.
— Надюша, у меня спустила камера, — решительно говорит он и спрыгивает с седла.
Надежда Константиновна спешит на помощь. Подхватив двумя пальцами подол длинного платья, она бежит по тропинке, и солнечные блики, пробиваясь сквозь кружево зелени, танцуют в ее волосах.
Поравнявшись с велосипедом, она стучит носком туфли об одно колесо, о другое. Оба колеса тугие, упругие. Надежда Константиновна недоумевает:
— Все в полном порядке.
Он выдерживает ее испытующий взгляд.
— Значит, показалось, — говорит Владимир Ильич виноватым голосом и ставит свой велосипед рядом с велосипедом Надежды Константиновны.
— Так и быть, будем отдыхать, — соглашается она. — Ты только посмотри, какая красота кругом! А воздух-то, воздух какой! Дыши глубже…
— Прекрасно… прекрасно… — говорит рассеянно Владимир Ильич.
— Ты опять нервничаешь! — огорчается Надежда Константиновна. — Нарушаешь уговор. Посмотри, какие одуванчики на пригорке, словно пучки солнечных лучей. И сколько их! — Она срывает цветы и протягивает Владимиру Ильичу: — Смотри, как золотые!
— Было бы недурно, если бы они были и впрямь золотые. Тогда бы мы не испытывали этих дьявольских финансовых трудностей. Как нужны сейчас деньги, Надюша, ах как нужны! И много денег. Очень много.
