Карпатские орлы - [81]

— Мой заместитель по политчасти и полковой парторг, — сказал Шульга капитану, — пополнили парторганизацию разведроты активными коммунистами, направили туда нового, опытного парторга. Считаю, что подкрепили вас основательно. Теперь дело за вами. Сумеете опереться на партийный и комсомольский актив, наладите работу с сержантами, — надеюсь, выправите положение. Не сделаете этого — пеняйте сами на себя.

Мы не ограничились беседой с Карпиченко и организационными мерами по укреплению партийного ядра разведроты. Усилили контроль за выполнением советов и рекомендаций, высказанных капитану Карпиченко, помогли парторгу Князеву активизировать партийную работу. Прошло немного времени, и полковая разведывательная рота все чаще доставляла «языков», успешно выполняла другие задачи, которые перед ней ставило командование.

Приведу такой пример. Комдив генерал Колдубов приказал нашему полку во что бы то ни стало захватить пленного… Во 2-м стрелковом батальоне мы сформировали группу из смельчаков-добровольцев для ночного поиска. Карпиченко отобрал в эту группу опытного разведчика Виктора Куркина, обстоятельно проинструктировал его, как действовать. Я хорошо знал этого отважного воина. Он прибыл к нам осенью 1943 года, когда полк находился в городе Темрюке в резерве. Виктор получил не одно крещение огнем. Уже через два месяца службы, в боях под Керчью, он был удостоен двух наград — медали «За отвагу» и ордена Славы III степени. И вот сейчас, весной 1944 года, на чехословацкой земле Виктор Куркин получил новое ответственное задание — в ходе ночного поиска захватить пленного. Это задание он выполнил отлично. Вместе с пленным гитлеровцем Куркин доставил и ценные документы, из которых комдив получил необходимые ему сведения о системе огня противника.

Генерал Колдубов, наблюдавший за действиями разведчиков, отметил храбрость, мужество и мастерство Куркина, Совы, Гайдука, Кабака и других. Он наградил их орденами.

Нет лучшего учителя в жизни, чем сама жизнь. Учит она жестоко, беспощадно, учит тому, что необходимо, безжалостно отбрасывая все бесполезное.

Особенно беспощадным учителем была фронтовая жизнь, где на каждом шагу человека подстерегала опасность, а то и смерть. Фронтовая жизнь была суровым, но справедливым учителем воинов. Она не прощала тем, кто допускал просчеты, фальшивил. Им приходилось расплачиваться нередко собственной кровью. Вот почему вопросы дисциплины, бдительности, высокой организованности в бою партполитаппарат полка держал в центре своего внимания.

Когда полк находился в обороне, нам представилась возможность подготовить и провести несколько занятий по марксистско-ленинской подготовке офицеров и политзанятий с рядовыми и сержантским составом. Руководили ими парторг полка Поштарук, наш новый полковой агитатор Андрухаев и я. Помощь нам оказали инструкторы политотдела дивизии. Ряд лекций по военно-юридическим вопросам офицерам и сержантам прочитал прокурор дивизии. Он, в частности, осветил основные положения Закона об ответственности за воинские преступления. Взводные агитаторы широко использовали в беседах с солдатами письма, которые нам присылали общественные организации, рабочие, служащие из городов, в освобождении которых участвовал полк. Через политотдел дивизии мы получили много писем из Керчи и Севастополя. Ветераны нашего полка своими глазами видели руины и пепелища в этих городах. Фашистские оккупанты не жалели бомб, снарядов и мин на разрушение севастопольских и керченских фабрик, заводов, школ, больниц, исторических памятников, жилых кварталов. В своих письмах рабочие и служащие Севастополя и Керчи рассказывали нам о том, как залечивают раны, нанесенные войной, как помогают фронтовикам ковать победу над врагом. Все письма дышали священной ненавистью к гитлеровским извергам, творившим на советской земле чудовищные злодеяния.

Находясь под впечатлением писем севастопольцев и керченцев, я решил взять с собой группу агитаторов и вместе с ними съездить в Освенцим, где еще не так давно располагался фашистский концентрационный лагерь. К сожалению, обстоятельства не позволили мне совершить эту поездку — приближались наступательные бои, требовалось усилить внимание к партполитработе в подразделениях. Посоветовавшись с политотделом дивизии, я все же направил в Освенцим группу агитаторов. Возглавил ее полковой агитатор старший лейтенант Андрухаев. В ее состав мы включили парторга 3-й роты старшего сержанта Хидырова, коммуниста из 4-й роты старшину Сову, начальника полковой артиллерии капитана Румянцева и ряд других активистов.

— О лагере в Освенциме — этом фашистском аде — писали газеты многих стран… Посмотрите своими глазами бывший гитлеровский застенок, побеседуйте с очевидцами злодеяний нацистов, — советовал я агитаторам. — А по возвращении в полк поделитесь своими впечатлениями.

Агитаторы накопили много фактов, рассказали о них бойцам и командирам. Мне запомнилось яркое выступление перед красноармейцами агитатора старшины Николая Совы.

— Трудно передать, братцы, то, что мы слышали в Освенциме, — начал свой рассказ старшина. — Слов таких нет, обыкновенны слишком слова в человеческом лексиконе, ими не выразить те ужасы, которые постигли людей, насильственно согнанных фашистами в Освенцим.