Карпатские орлы - [80]

Товарищи поверили Головачуку, оставили его в рядах комсомола. И не ошиблись. В моменты опасности, возникавшие в ходе боев, он действовал смело, инициативно. Постепенно у личного состава роты складывалось доброе мнение о Головачуке. А когда он стал мастером боя, его окружили почетом и уважением.

Фронтовая жизнь, суровые испытания в боях подтвердили, что комсомолец Головачук извлек серьезный урок из ошибки, допущенной в первой ночной схватке с врагом.

Но, к сожалению, не все наши однополчане так реагировали на критику своих ошибок. Тот же Пупена, о котором я уже упоминал, свою трусость в бою пытался оправдать различными «причинами»: то у него, видите ли, кончились патроны, то нервы подвели…

Строгий счет мы предъявили к командиру взвода младшему лейтенанту Дерябкину, в подчинении которого находился Пупена. Изучая положение дел в этом взводе, я почувствовал, что здесь создалась атмосфера ложного товарищества. И повинен в этом был в первую очередь сам Дерябкин. Он терпимо относился к нарушениям дисциплины, не давал принципиальной оценки проявлениям халатности, нерадивого отношения красноармейца Пупены и некоторых других бойцов к фронтовой службе, допускал послабления к тем подчиненным, действия которых несовместимы с уставными требованиями.

Возвратившись из взвода Дерябкина, я своими мыслями поделился с командиром полка. М. Г. Шульга сказал мне, что Дерябкину много внимания уделял и командир батальона, и штаб полка. Давали ему добрые советы, делали замечания, предупреждали. Одним словом, хотели вывести его на верную дорогу. Дерябкин не скупился на обещания, заверял, что исправится, повысит требовательность к себе и к подчиненным. Однако проходило время, а во взводе все оставалось по-прежнему — дисциплина хромала на обе ноги.

С командиром полка мы были едины во мнении, что Дерябкин сам лишил себя морального права командовать взводом. Его отстранили от занимаемой должности.

Вместе с парторгом полка П. Г. Поштаруком, замполитами командиров батальонов я проанализировал состояние воспитательной работы с командирами отделений, взводов, рот и батарей. Оказалось, что не один Дерябкин снизил ответственность за порученное дело. Серьезные просчеты были обнаружены, например, в полковой разведроте. Начальник полковой разведки капитан Н. К. Карпиченко, заслуживший немало боевых наград, начал зазнаваться, ослабил контроль за выполнением командирами взводов и отделений своих уставных обязанностей. Это привело к тому, что разведрота снизила боевую активность во время поисков «языков», в которых остро нуждалось командование полка. Нам стало известно о таком факте. Капитан Карпиченко, выделив группу разведчиков для ночного поиска «языка», фактически самоустранился от управления действиями этой группы. Возглавлявший поисковую группу сержант Бураханов не обеспечил тщательной маскировки, чем воспользовался противник. Открыв огонь по нашим разведчикам, гитлеровцам удалось обезопасить себя. Бураханов возвратился со своими бойцами в роту с пустыми руками. В этом во многом повинен Карпиченко. Беседуя с ним, я почувствовал, что капитан заметно нервничает, пытается переложить ответственность за неудачу целиком на Бураханова. Я спросил Карпиченко, чем объяснить, что за последние две недели разведрота не сумела захватить ни одного пленного. Случаен ли промах Бураханова?

Мне было ясно, что Карпиченко сглаживает острые углы, не желает самокритично оценить свои действия, вскрыть причины снижения боевой активности роты. После бесед с коммунистами, комсомольцами я располагал достаточно убедительными фактами, которые позволяли сделать вывод: в разведроте далеко не все любят выносить сор из избы. Это подтвердило и ротное партийное собрание, на котором обсуждался вопрос о повышении ответственности коммунистов за укрепление дисциплины и порядка в подразделении. Слушая выступления коммунистов, я понял, что парторг роты не прислушивался к их мнению, не реагировал на критические замечания в адрес нерадивых солдат, по вине которых разведгруппа Бураханова в ночном поиске допустила серьезную промашку.

М. Г. Шульга одобрил мои предложения об укреплении партийного ядра в разведроте и усилении воспитательной работы с сержантским составом. Вместе с начштаба полка мы отобрали в других подразделениях несколько опытных бойцов-коммунистов и направили их в разведроту. П. Г. Поштарук попросил разрешения перевести из 6-й роты в разведроту члена партии помощника командира взвода М. С. Князева. Эту просьбу командир полка удовлетворил. Старший сержант Князев был назначен парторгом разведывательной роты. Ранее он возглавлял парторганизацию 6-й роты, зарекомендовал себя хорошим организатором и воспитателем.

Командир полка не оставил без внимания недостатки в стиле работы капитана Карпиченко. Он пригласил меня на беседу, которую вел с этим офицером. Она мне поправилась. М. Г. Шульга не устраивал разноса. Он объективно оценил работу капитана и предъявил строгий счет к нему за серьезные упущения, напомнил, что командиру-коммунисту чужды зазнайство, самоуспокоенность, пренебрежительное отношение к мнению воинского коллектива.