Карнавал короля Иеронима - [45]

— Это был бы геройский поступок, годный для чувствительного романа, — вздохнул Гейстер, — но неприменимый к действительной жизни! Я понимаю твое раздражение, но не считал тебя способным на такое безумие. Другое дело, если бы ты сразу отказался от работы, но ты охотно взял ее на себя и исполнил по мере сил. Тебя ловко провели, и ты можешь в свою очередь выказать такие же дипломатические способности.

— Успокойся, мой милый Герман, — сказала Лина, — стоит ли волноваться из-за пустяков. Не все ли^; равно, какого мнения будет о тебе Берканьи!..

Все это Герману говорила еще накануне Луиза, когда они ходили по городу во время иллюминации, она опровергла все его доводы, но он стоял на своем, и их объяснение не привело ни к каким результатам. Когда он вернулся домой, и госпожа Виттих заговорила с ним о своей дочери, по поводу полученного ею письма, у него появилось болезненное желание видеть своих друзей, чему немало способствовала надежда, что они сочувственно отнесутся к его плану действий.

Теперь ему приходилось убеждаться в противном; чувствуя себя отчасти побежденным, он находился в нерешительности: послушаться ли совета своих друзей или остаться при своем мнении?

Гейстер, заметив колебания Германа, стал уговаривать его пробыть с ними несколько дней, чтобы успокоиться, и доказывал ему, что поспешностью в данном случае он может испортить всю свою будущность. Лина присоединила свои просьбы с такой настойчивостью, что он наконец согласился. Лошадь отослали обратно в город со слугой, который должен был завернуть на квартиру Германа и привезти для него белье и другие необходимые вещи.

— А теперь, — сказал Гейстер, — бросим пока все дела и поговорим о том, как нам провести остаток дня. Я предлагаю после обеда отправиться на развалины Гомберга, а на обратном пути мы завернем в женский монастырь.

— Чем он замечателен?

— Это так называемый Валленштейнский монастырь, он основан лет 60 тому назад последней представительницей этой фамилии по женской линии, баронессой Герц. В настоящее время монастырь находится под попечительством госпожи фон Гильза, гессенской уроженки, которая теперь в отсутствии. Хотя ее помощница носит название настоятельницы, и заведение это подчинено известному уставу, но оно имеет мало общего с монастырем. Поступившие в него девицы дворянских фамилий могут жить и в другом месте, пользоваться всеми светскими удовольствиями и даже выйти замуж. Настоятельница замечательно умная женщина; я познакомлю тебя с нею: ее зовут Марианной, она любимая сестра известного прусского министра Карла фон Штейна… Однако до обеда еще довольно времени, пойдем, я тебе покажу наш сад и пчельник.

V. Неожиданные известия

После обеда молодые супруги повели своего гостя к развалинам Гомберга, Лина старалась обратить его внимание на красоту окружавшего их ландшафта, между тем как Людвиг припоминал исторические события, связанные с той или другой местностью.

В это время на крыльцо Валленштейнского монастыря вошел военный и велел слуге доложить настоятельнице, что он желает видеть ее. Это был высокий человек в зеленом мундире с желтыми отворотами егерского карабинерского полка, его наружность носила аристократический отпечаток, черные волосы оттеняли бледное лицо с орлиным носом и выразительными черными глазами. Войдя в залу, он начал рассматривать картины, висевшие по стенам; но ему недолго пришлось ожидать приема, потому что слуга вернулся с ответом, что настоятельница просит его в свой кабинет.

Здесь его встретила дама лет пятидесяти, небольшого роста, худощавая, сутуловатая и с заметной проседью в волосах.

— Очень рада вас видеть, полковник Дернберг, — сказала она с живостью, протягивая ему руку, которую он почтительно поцеловал. Говорите скорее: с дурными или хорошими вестями явились вы сюда?

— Пока только с надеждой на лучшую будущность!

— Да благословит вас Господь! — проговорила она, садясь на диван и приглашая его сесть на стоявшее рядом кресло.

— Прежде всего, скажите, что вы слышали о моем брате?

— Я хотел было заехать к нему из Брауншвейга, где Жером проездом произвел меня в полковники своего егерского карабинерского полка… — ответил Дернберг с легкой усмешкой, указывая на свой новый мундир с аксельбантами.

Она насмешливо поздравила его с такой неожиданной милостью вестфальского короля.

— Конечно, мне необходимо было взять отпуск, чтобы отправиться в Берлин, — продолжал он, — но, заметив, что король и придворные недоверчиво относятся ко всяким сношениям с Пруссией, я решил отказаться от этого намерения, потому что мне нельзя навлекать на себя подозрение. Кроме того, мне сообщили, что прусский король вызвал министра фон Штейна в Кенигсберг.

— В Кенигсберг? Разве король не думает вернуться в Берлин?

— Нет, пока город не будет очищен от неприятеля.

— Теперь я редко получаю известия от брата. Разумеется, у него много дел, а также, быть может, он боится, чтобы письма не попали в руки вестфальской полиции… Вы говорите, что король вызвал моего брата?

— Да, потому что готовятся важные события… В Пруссии и Германии чужеземный гнет невыносимее, чем где-либо. Помимо всеобщего разорения и дурной администрации, нас постигли другие беды, как, например, полный упадок земледелия и торговли; курс наш понизился до последней степени и прочее. В Берлине уже было народное возмущение, которое встревожило даже такого хладнокровного человека, как Дару. Кто может поручиться, что это не повторится в других городах Германии! Ввиду этого, король обратился к помощи министра Штейна, который доказал свое мужество и находчивость в это бедственное время…