Карнавал короля Иеронима - [41]

Двойное приглашение на один и тот же час также доставило ему немало беспокойства, тем более что он не мог отказаться ни от одного из них. После долгого колебания, он решил идти к Луизе немного раньше семи часов и упросить ее отложить объяснение до следующего утра, а затем поспешить к Адели.

Согласно своему решению, он отправился сперва к Луизе Рейхардт и прошел прямо в ее комнату, так как по тону записки было видно, что она настоятельно требовала этого.

Луиза была одна и с волнением ожидала его. Хотя она была возмущена до глубины души поведением Германа, но хотела по возможности щадить неопытного молодого человека, в полной уверенности, что он будет сильно смущен при встрече с ней. Но когда она увидела его веселое, самодовольное лицо, то чувство жалости к невольному преступнику сменилось гневом. Она так сухо поздоровалась с Германом, что он был совершенно озадачен такой переменой в ее обращении и спросил:

— Что с вами, Луиза? Вы пугаете меня своим серьезным видом.

— Я действительно в серьезном настроении, а так как вы, наоборот, чересчур веселы сегодня, то я могу смело сообщить вам, в чем дело!

— Я в полном недоумении! — воскликнул Герман и, забыв о своем намерении избегнуть объяснения на сегодняшний вечер, сел в кресло.

— Вы обманули мои ожидания, господин доктор, но об этом нечего распространяться; я хочу переговорить с вами о донесении, которое вы представили Берканьи. Надеюсь, вы теперь поняли меня!

— Да, Луиза, — ответил он с добродушной улыбкой, которая ясно показывала противное. — Но для меня загадка, каким образом вы…

— Как я знаю об этом! — прервала она его с нетерпением. — Во всяком случае не вы сообщили мне это, иначе… но тут является другой и более важный вопрос: вам, кажется, и в голову не пришло, что подобные сомнительные сообщения могут повести к пагубным последствиям.

— Говорите яснее, Луиза! Я не понимаю вас.

— Извольте! Не думаю, чтобы это было приятно для вас, господин доктор. Да будет вам известно, что у генерал-директора полиции вы внесены в список шпионов первого разряда, то есть наиболее интеллигентных. Вы уже получили аванс в 300 франков из кассы тайной полиции!

Герман, вне себя от ужаса, вскочил с места.

— Кто говорит это! — произнес он взволнованно. — Кто осмеливается называть меня…

— Тише, ради Бога! Не кричите так!.. Никто не должен слышать нашего разговора. Вы только думаете о своей особе, а не о том, что можете повредить другим. Вы получили обратно ваше донесение с требованием дополнить его; кроме того, вам придется ответить на вопросы Берканьи относительно разных лиц и в особенности моего зятя Стефенса, через которого вы познакомились с нами. Затем все это вместе с вашим вторым донесением будет отправлено Наполеону, и весьма возможно, что вместо ордена Почетного легиона, на который вы намекаете, некоторые из этих почтенных людей будут осуждены на смертную казнь, как это случилось полтора года тому назад с книготорговцем Пальмом.

— О Боже! — воскликнул с отчаянием Герман, опускаясь в изнеможении на стул.

Луиза была тронута его горем, она взяла его за руку и с участием стала уговаривать, чтобы он успокоился.

— Я знаю, — сказала она, — что вы сделали это не с дурным намерением, Герман, к тому же опасность миновала…

Он сидел неподвижно, опустив голову на грудь, и не понял ее последних слов.

— Но как могли вы, Луиза, — сказал он, — быть настолько беспощадны со мной, одно ваше предположение приводит меня в ужас! Вы были всегда так добры ко мне…

— Я точно также отношусь к вам и теперь, Герман, но поймите, что вы глубоко огорчили меня своим необдуманным поступком. Но, успокойтесь, еще не все потеряно, хотя из этого не следует, что я стала бы пугать вас воображаемой опасностью. Берканьи действительно хотел воспользоваться вашим донесением для известных целей.

— Поверьте, — сказал он, — что это невозможно! Разумеется, вы сами не могли иметь никаких сношений с Берканьи; и потому скажите мне, от кого слышали вы все это, чтобы мне было ясно, как могло произойти подобное недоразумение…

— Теперь, — прервала его Луиза, — я могу сказать вам одно, что ваше донесение по счастливой случайности попало в руки доброжелательных и вполне честных людей. Кроме полиции, только они двое и я третья знают об этой истории. В наших глазах вы оправданы!

— Я оправдан! — возразил с горячностью Герман. — Значит, эти доброжелательные люди и вы, Луиза, считали меня способным принять на себя должность полицейского шпиона.

— Умоляю вас, говорите тише, отец может услышать наш разговор! Если я сказала, что вы оправданы в наших глазах, то на том основании, что мы глубоко убеждены в том, что вы не поняли скрытых намерений Берканьи и он обманул вас!

— Еще этого недоставало! — возразил с раздражением Герман. — Нечего сказать, прекрасные доброжелатели, которые считают меня, если не совсем негодяем, то дураком! Но тут есть еще другая сторона вопроса: никто из вас не имеет понятия о благородном образе мыслей Берканьи, а потому вы дурно истолковываете его намерения. Если он хотел соблюсти тайну, то из участия ко мне — в настоящее время, какие бы то ни было сношения с французской полицией кажутся у нас подозрительными.