Карнавал короля Иеронима - [38]

Короля смешили угловатые манеры Рефельда и его беглая французская речь, в высшей степени комичная по неправильному выговору и построению фраз, но он был смущен его смелым, вызывающим видом и поэтому принял более серьезный тон.

— Объясните мне, пожалуйста, барон, в чем состоит прусский Тугендбунд? Я слышал, что вы приехали из Пруссии, вероятно, вам известна настоящая затаенная цель союза и как узнать…

Король остановился и, повернув голову, громко сказал:

— Генерал Бонгар, пожалуйте сюда!

Военный в жандармском мундире поспешил на зов короля. Это был человек лет шестидесяти, высокий, худощавый, немного сгорбленный, с коротко остриженными седыми волосами и выразительным лицом. На груди его красовался голландский орден.

Неожиданный вопрос короля совершенно озадачил Рефельда, но появление шефа жандармов заставило его прийти в себя и возвратило ему чувство собственного достоинства.

— Чем отличаются члены Тугендбунда, генерал? — спросил Иероним.

— Они носят, ваше величество, бороду у подбородка! — ответил Бонгар.

Король вопросительно взглянул на барона, у которого была именно такая борода.

— Прошу прощения, — сказал барон Рефельд, обращаясь к шефу жандармов, — но я позволю себе заметить, что ваше определение не совсем верно. Многие с давних пор носят такие бороды, и они едва ли могут служить знаком отличия союза, который, впрочем, вовсе не нуждается в чем-либо подобном. Союз добродетели не составляет тайны, и никто не думает скрывать его существования. Такие бороды, ваше величество, носили прусские генералы в битве при Иене и в осажденных крепостях, хотя, как известно, они далеко не отличались добродетелью. Вот и моя борода оказывается теперь подозрительной, но я не замедлю сбрить ее, потому что генерал, наверное, отдал приказ своим жандармам преследовать бороды, и можно попасть в беду. Между тем я ношу этот мнимый знак отличия со времени первого прусского Тугендбунда.

— Как, господин барон? Разве в Пруссии существовал еще другой союз? — спросил с живостью король.

— Да, ваше величество, основательницей его была графиня Лихтенау, приятельница покойного короля. Тогда записывали в члены союза даже умерших людей, известных своей добродетельной жизнью. Заседания происходили в «Sans-Souci», но теперь, разумеется, все это давно забыто!

— Вы назвали «Sans-Souci», — сказал король, — это невольно напомнило мне Фридриха Великого; я не могу понять, как после такого могущественного короля могли наступить для Пруссии такие печальные времена!

— Это произошло от недостатков самой формы правления, — ответил барон. — Сила Пруссии заключалась не в государстве, а в короле, и поэтому все рушилось с его смертью. Министры, которые привыкли действовать по мановению его твердой руки, очутились в беспомощном положении, что, разумеется, не замедлило отразиться на всех уровнях администрации.

— Говорят, нынешний король, очень скуп на слова! — сказал Иероним. — Быть может, он втихомолку обдумывает, каким способом выгнать французов из Германии?

Явная насмешка, которая заключалась в словах короля, задела барона, лицо его приняло серьезное выражение.

— Я ничего не могу возразить на это, ваше величество! — сказал он с низким поклоном. — Но в присутствии счастливого вестфальского короля я должен относиться с уважением к несчастью другого короля!

— Вы умный человек, барон Рефельд, — заметил король и, проходя далее по зале, сказал мимоходом генерал-директору полиции: — Советую вам следить за этим прусским бароном: он выдает себя за чудака и может провести всех нас.

По удалении их величеств зала тотчас же опустела. Барон отыскал в толпе Шмерфельда и вышел вместе с ним в боковую аллею парка.

— Ну, Шмерфельд, — сказал барон взволнованным голосом, — вы должны как следует выбранить меня за мое сегодняшнее поведение. Уже не говоря о том, что я не выдержал своей роли, но был настолько глуп, что серьезно отвечал Жерому на его вопросы и нагородил много лишнего!

— Пожалуйста, успокойтесь и говорите тише, — сказал Шмерфельд. — Признаюсь, я и сам немного струсил, когда увидел вас в оживленной беседе с королем и шефом жандармов.

— Вот это собственно и смущает меня! — воскликнул барон. — Черт знает, что у меня тогда происходило в голове и в душе, хотя я не чувствовал ни страха, ни смущения перед этой красивой подставной куклой. Поэтому мне еще досаднее, что его слова могли оскорбить меня. Нужно же быть таким олухом, как я!

— Ради Бога, замолчите барон, уйдемте поскорее отсюда! Вы обратите на себя общее внимание, смотрите, сколько тут народу, а вот и Бонгар, он, очевидно, следит за нами. Я довезу вас в моем экипаже, и мы поговорим дорогой… Не приходите в отчаяние, иногда лучший актер плохо исполняет свою роль, но это не мешает ему прекрасно играть в следующем акте.

— Вы правы! — отвечал со смехом Рефельд. — Еще не все потеряно!..

II. Совещание по поводу шпиона

Французский посланник, вернувшись домой, застал у жены Луизу Рейхардт, к которой чувствовал особенную симпатию. Он познакомился с ней на музыкальных вечерах ее отца, когда еще находил возможным посещать их; общие взгляды, вкусы, сходство убеждений сблизили чему также способствовала дружба баронессы с Луизой.