Карнавал короля Иеронима - [172]

— Не это одно терзает меня, — возразил Миллер. — Помимо патриотических стремлений и науки есть целый мир. Что предстоит ему? Я внимательно следил за ходом совещаний в Эрфурте. Самое имя Наполеона приводит меня в смущение; вам известно, как я высоко ценил его. Но теперь мое доверие к нему окончательно подорвано и, если Иероним закроет университеты, то жизнь потеряет для меня всякий интерес. Конечно, мне, как историку, следовало предвидеть, что если человек в 29 лет успеет пресытиться славой, то от него нечего ждать добра! Мир во власти этого демона, но кто поручится, что люди, пережив эти страшные времена, не вернутся к своим прежним, отжившим формам… Однако до свидания! В этом доме живет профессор Эйхгорн, я обещал зайти к нему. Желаю вам всякого благополучия! A propos! Придерживаетесь ли вы совета, который я дал вам при нашем последнем свидании?

— Да, по возможности!.. — ответил уклончиво Герман, невольно краснея при мысли, что далеко не всегда соблюдал мудрый совет Миллера: не говорить лишнего, в особенности при посторонних людях.

IX. Зимние удовольствия

Разговор с Миллером оставил в Германе тяжелое впечатление. Почтенный историк, перед умом которого он преклонялся, с недоверием относился к прусско-гессенскому движению и не ожидал от него никаких результатов. Его страх за будущее невольно передался Герману, который по своему характеру был склонен к созерцательной жизни и не мог сочувствовать разрушительной деятельности. «Быть может, — рассуждал он про себя, — слова Миллера оправдаются, и люди после ниспосланных на них бед опять вернутся к прежним отжившим формам. Но в таком случае, зачем стремиться к насильственным переменам? Не лучше ли предоставить Вестфалию ее неизбежной судьбе: при первом более или менее сильном толчке она распадется на свои составные части…»

Размышления Германа были прерваны приближением королевского охотничьего поезда. Иероним ехал верхом в сопровождении блестящей свиты; из его спутников особенно выделялся красивый высокий господин с типичной внешностью католического прелата и bon vivant’a. Это был Фердинанд фон Люнинг Оствиг, владетельный епископ Корвей, он был в полном охотничьем наряде, в высоких сапогах со шпорами, и только своеобразная треугольная шапочка отличала его от остальных придворных. Епископ принадлежал к числу верных приверженцев короля и часто появлялся при веселом вестфальском дворе, который вполне соответствовал его вкусам.

Блестящая кавалькада быстро промелькнула мимо и повернула на дорогу, ведущую в Гомберг, из чего Герман заключил, что король едет в свой любимый Вабернский замок.

Эта случайная встреча напомнила Герману о Гомберге и об отсутствующих друзьях. У него появилось непреодолимое желание отправиться к ним, увидеть Лину и насладиться ее присутствием, хотя бы ценой новых страданий и еще более тяжелой душевной борьбы.

… Наступила поздняя осень. Стояли сумрачные дни с нависшими снеговыми тучами, которые действовали удручающим образом на Германа при его одиночестве. Занятия его были несложные, у него оставалось много времени на чтение и научную работу. Единственным его развлечением были вечера, проводимые у графини Бюлов.

Время от времени он получал через тайную почту письма от Луизы Рейхардт из Галле, а также от своего отца, но известия, сообщаемые ими о Пруссии, не были особенно утешительны. Король должен был отстранить Штейна от должности; в тот самый день, когда Наполеон совершил свой торжественный въезд в Мадрид, Штейн выехал из Кенигсберга. В Берлине ожидали возвращения короля, так как французы очистили город; народное восстание в Пруссии было делом еще далекого будущего.

Театр в Касселе был переполнен зрителями. Некоторые балеты приводили в восторг публику изяществом и пышностью постановки. Но Герман не любил балет и редко бывал в театре.

Высшее общество и двор всего усерднее посещали Зекен-Дорфа, который заехал в Кассель во время своего артистического турне. Он давал представления вместе со знаменитой госпожой Гендель. Наряду с этим во дворце и в интимных придворных кружках бывали parties fines и оргии, которые служили темой для пикантных рассказов и анекдотов, ходивших по городу.

Все с нетерпением ожидали карнавала и связанных с ним увеселений. Король выразил желание, чтобы каждый министр устроил у себя маскарадный бал с угощением за счет двора, и обещал быть на всех этих балах вместе с королевой.

Бюлов был озабочен не менее других этой новой затеей Иеронима и хотел устроить нечто особенное. Он не раз советовался с женой по этому поводу и наконец решил пригласить на совещание Германа и Провансаля, чтобы услышать их мнение.

Среди этих и других более серьезных дел и интересов незаметно подошло Рождество. Выпал снег и наступили сильные холода. Герман взял десятидневный отпуск и 24 декабря отправился с рассветом в Гомберг.

X. Праздник в Гомберге

Герман, въезжая в Гомберг, заметил необычайное оживление на улицах. Гарнизон был в полном сборе; во многих семействах были гости, приехавшие, подобно ему, с единственною целью — провести праздники с друзьями. Лина встретила Германа радостным восклицанием, Гейстер торопливо вышел из своего кабинета и заключил его в объятия, лучшая комната в доме была заранее натоплена и приготовлена к его приезду.