Карнавал Флетча - [44]

Флетч почувствовал, как по шее потекло что-то теплое.

Мужчина перерезал Флетчу горло.

А потом, словно сильным порывом ветра, мужчину отбросило в сторону. Он распластался в грязи за спиной Флетча.

Вокруг толпились ноги, сильные мужские ноги.

Невероятно плавным движением старик поднялся на одной ноге. Вторая летела по воздуху широким полукругом. С земли Флетч увидел, как отступили ноги его спасителей.

А мужчина в маске козла, воспользовавшись их мгновенным замешательством, набрал с места спринтерскую скорость и умчался в подтрибунную тьму.

Те, кто спас его, побежали следом.

Деревянная нога не сдвинулась ни на сантиметр.

— Жаниу, мне нужна помощь, — Флетч сумел-таки поднести руку к шее. Заткнул пальцем резаную рану. — Жаниу! Помоги!

Флетч знал, что мальчик не слышит его. Он не слышал себя сам.

И провалился он не в сон, но в глубокий обморок.

ГЛАВА 30

В чувство его привел телефонный звонок. Как в замедленной съемке, Флетч перевернулся на бок, протянул руку, снял трубку с телефонного аппарата, стоявшего на столике у кровати. За это время прозвенело пять или шесть звонков.

— Слушаю, — пробурчал он в микрофон.

— Флетч! Тебе лучше?

Флетч узнал голос Тонинью.

— Лучше, чем когда?

— Мы же нашли тебя совсем плохим. Вот я и спрашиваю, полегчало ли тебе?

Память возвращалась к Флетчу медленно. Мозг начал прочищаться лишь перед полуднем. Во рту еще стоял вкус крови.

Он лежал на спине под трибунами трассы Карнавального парада, когда над ним склонились Тонинью и Титу.

Потом его несли мимо бесконечных рядов сидений. Небо усеивали человеческие ноги, двигающиеся в общем ритме. Он уже не слышал ни пения, ни барабанного боя. Все слилось в оглушающий рев.

Наконец они вышли из-под трибун, и его еще долго, долго несли. Шум постепенно стихал. Воздух становился чище. Небо поднялось выше, посинело.

— Мы становимся специалистами по переноске тел, — сказал Титу. Почему он говорил по-английски?

— Похороните меня в море, — инструктировал их Флетч. — Рыбы не откажутся от такого десерта.

Когда его осторожно укладывали на заднее сиденье четырехдверного черного «галакси», Флетч заметил десятилетнего мальчика, застывшего неподалеку от автомобиля. Он смотрел на Флетча.

— Эй, Жаниу, — прошептал Флетч. — Спасибо тебе.

По пути к отелю он снова потерял сознание. И очнулся лишь, когда они вошли в вестибюль «Желтого попугая». Он тяжело опирался на плечо Орланду.

Швейцар и портье суетились вокруг, о чем-то спрашивая Тонинью и Титу на португальском. Тонинью и Титу успокаивали их.

На лифте они поднимались целую вечность.

Наконец, Флетч лежал в собственной постели. Ему удалось глубоко вздохнуть, и свет тут же померк у него перед глазами.

Он смутно помнил, как Тонинью ощупывал его с ног до головы, проверяя, нет ли переломов.

— Моя шея, — простонал Флетч. — Голова не свернута?

Орланду принес из ванной мокрые полотенца. Он и Тонинью протерли тело Флетча, осторожно переворачивая его. Из белых полотенца стали розовыми, потом — красными.

Портье принес бинты и пузырьки с антисептиком.

Свернул в узел окровавленные полотенца и пропитанную кровью одежду Флетча. Унес его с собой.

— Оставьте мой кушак, — взмолился Флетч. — Мой роскошный красный кушак.

— Твой кроваво-красный кушак, — поправил его Тонинью.

— Лаура подарила мне этот кроваво-красный кушак, — пояснил Флетч. — Привезла из Байа.

— Он говорит, что сожжет твою одежду, — перевел Титу. — Жертва богам. Они получат толику твоей крови. Ты будешь жить.

— О.

Тонинью начал смазывать антисептиком многочисленные ссадины на теле Флетча. Кусок бинта, обильно смоченный этой обжигающей жидкостью, он приложил к маленькому порезу на шее.

Сознание вновь покинуло Флетча.

Они вытащили из-под Флетча мокрую простыню и подсунули под него сухую. Вернулся портье. Попытался сложить мокрую, в пятнах крови, простыню так, чтобы не запачкать своего костюма. Не без труда ему это удалось.

Пальцами Флетч ощупывал кусочки пластыря, облепившие все его тело: колени, грудную клетку, лицо, шею. Он не помнил, когда его наклеивали на ссадины и порезы.

— Остаться мне с ним? — спросил Титу.

— Он оклемается, — ответил Тонинью. — Ему нужно несколько часов медитации. Ничего страшного с ним не произошло.

— Если не считать того, что кто-то пытался его убить, — добавил Орланду.

— Да, у кого-то возникло такое желание, — согласился Тонинью.

Флетч остался один в темноте комнаты. Он не помнил, как они ушли.

Во мраке ночи он вслушивался в мелодию самбы. Барабанный бой доносился не с улицы. Он лился из многочисленных телевизоров как в отеле, так и в соседних домах. То и дело голос комментатора врывался в барабанный бой и пение. Парад школ самбы Рио-де-Жанейро продолжался.

Он не мог спать. Иногда сознание покидало его, но затем возвращалось.

Он не шевелился. Ни единая часть его тела не желала двинуться. Хотя бы по одному удару пришлось на каждую его мышцу. Горела кожа. Болели ноги, плечи, спина, живот, не говоря уже о голове. Казалось, ему отбили все внутренности.

Лаура должна прийти. Утром. А может, через час после окончания парада, в два или три пополудни. Откуда ей знать, находясь в ложе Теу, что его чуть не убили? Она лишь видела, что он ушел на прогулку с чечеточниками. Она не могла не прийти.