Карнавал Флетча - [40]

А затем, одна за другой, перед ними продефилировали группы танцоров, сотни людей в каждой, все в одинаковых костюмах, как бы подчеркивая главные особенности основной идеи. Одна ала сменяла другую. Вот прошли индейцы Амазонской впадины, танцуя так, как должно быть, танцевали они когда-то. Затем опять появились костюмы времен плантаций, но уже подогнанные в размер, подчеркивающие красоту жителей фавелы, их веселость, легкость движений, радость, испытываемую ими от участия в параде.

Среди ал плыли и Фигурас ди Дэстагуэ, фигуры, играющие важную роль в раскрытии идеи парада, на этот раз гигантские чучела амазонских птиц и обезьян.

Все эти группы проходили мимо оркестра, грохочущего за деревянной изгородью у самого начала трассы.

В ложе да Силвы Жетта едва держалась на ногах. Чувствовалось, что она совсем запарилась в костюме солдата Иностранного Легиона. Спиной она привалилась к стойке, подбородок упал на грудь. Открытые глаза, похоже, ничего не видели.

В составе каждой школы самбы обязательно должна быть ала, костюмы которой относятся к периоду первых парадов в Рио-де-Жанейро. После засухи 1877 года женщины, эмигрировавшие из Байа, медленно танцевали на главной улице Рио-де-Жанейро в длинных белых платьях, в воскресенье перед великим постом, приглашая мужчин присоединиться к ним. Вот и сейчас мимо ложи да Косты прошла ала дес Байанас, состоящая из одних женщин, с черной, как эбонит, кожей, в развевающихся белых платьях Байа.

Адриан Фоусетт что-то сказал Флетчу.

— Что? — прокричал тот в ответ, не расслышав.

Адриан сложил ладони рупором и наклонился к уху Флетча.

— Какое счастье, что вся эта энергия, мастерство, упорство уходят в танцы, а не в революцию!

Флетч покивал, показывая, что услышал его.

Между группами танцоров, помимо гигантских птиц и обезьян, двигались и платформы, изображающие сцены амазонской жизни. На одной зеленели джунгли, населенные роскошными женщинами в набедренных повязках, с перьями райских птиц в волосах, гибкими юношами в масках змей, ползающих по скалам, и детьми в масках мартышек, скачущих по деревьям. На другой платформе поднялась индейская деревня с настоящим костром, вокруг которого танцевали фигуры в масках каких-то рыб и чудовищ.

В середине колонны ехал маленький автобус, со смонтированной внутри звукоусилительной установкой, динамики которой, искусно замаскированные под большие цветы, торчали во все стороны. На крыше автобуса, одетый, как эстрадный певец, стоял Пуксадур ди Самба, с микрофоном у рта, и во всю мощь легких пел песню, представляемую школой самбы в этом году: «Как Амазонка, течет наша история, глубокая, загадочная, широкая, складывающаяся из многих ручейков и речушек, дарующая нам жизнь».

Еще несколько групп танцоров ступили на трассу парада, а затем оркестр покинул свой загон и присоединился к общей колонне. Целая армия барабанщиков, числом не менее тысячи или более того, от пятнадцати лет и старше, одетые в одинаковые сверкающие костюмы, бьющие в барабаны, поющие песню школы самбы, танцующие, шли они мимо ложи. Шум стал оглушающим. Наверное, большей громкости не выдержали бы ни земля, ни небо, не рассыпавшись на мелкие осколки.

А завершала парад главная, самая важная, самая красивая платформа. Школа Гуарниэри представила на суд зрителей пароход, едва ли не полноразмерный пароход девятнадцатого века, белоснежный, сверкающий, разряженный, словно свадебный торт. Рубка гордо плыла в вышине. Дым валил из трубы. То и дело поднималась и опускалась заглушка свистка, но в общем шуме самого свистка слышно не было. Вид верхних палуб, кабин, зала для танцев парохода мгновенно создавал ощущение великолепного дня, великолепных людей, великолепного путешествия, великолепного образа жизни. Не спеша крутились боковые колеса парохода, словно преодолевая сопротивление воды. Но вот проплыла мимо ложи высокая корма, за ней — последняя ала, и представление школы закончилось, наполнив сердца зрителей радостью и желанием встретиться вновь, годом позже, на следующем параде.

— Я думаю, вы хотите сказать мне, что жизнь будет продолжаться и после Карнавала, — сказал Флетч.

Он и Теу стояли у бара. Теу рассмеялся и протянул ему сандвич.

Остальные гости тоже потянулись к бару, чтобы выпить и перекусить.

— Неужели мы вернемся в реальность? — не унимался Флетч.

— Реальность забилась куда-то вовнутрь, — заметил Адриан Фоусетт, — сжалась в комочек и дает о себе знать легким попискиванием.

Шум на трассе парада чуть поутих. На другой стороне, за деревянной изгородью, настраивался оркестр школы Сантус Лима.

Жетта положила руку на плечо Флетчу.

— Вы — чей-то подарок?

Флетч расправил красный кушак.

— Подарок, — кивнул он. — То ли из прошлого, то ли из будущего.

— Вас доставили на самолете?

— Вы с Лаурой приехали на метро? — спросил Теу с полным ртом.

— Да, — честно ответил Флетч. — Никогда еще мне не доводилось видеть такой современной, чистой, удобной подземной транспортной системы.

В нарядах рождественского подарка и музыканта восемнадцатого столетия Флетч и Лаура приехали на Карнавальный парад на метро, как и советовал Теу. Ни машина, ни такси не пробились бы ближе, чем на пять-шесть километров к авениде Маркиза ди Сапукай.