Кармен жива - [4]
Плачет, закидывает голову, машет на глаза руками, чтобы тушь не побежала. Передёргивает плечами, чешет шею.
Да как она мне, эта этикетка, остофлюздипела!
Срывает с себя вдруг платье, со злостью отрывает с него пришитую этикетку. Кидает этикетку на пол, топчет ногами. На платье — дырка.
ИРИНА. Чего?
ЭЛЬВИРА. Лейбл! Чесался!
ИРИНА. Ой, Эль, тебе валерьяночки надо. Или полторашку лучше заглотить, Эль, и всё пройдёт, Эль, и тогда мир в клеточку становится, Эль. Ой, подруга, довела ты себя…
ЭЛЬВИРА. Ну вот как я теперь выступать буду? С дырой? Плевать. Ладно. Жизнь кончилась. Буду с дырой! Пусть мне будет хуже! (Надевает платье, ходит по кухне).
ИРИНА. Столик уже накрыли там?
ЭЛЬВИРА. Какой столик? Какой тебе столик? Какой вам всем надо ещё столик? Столики им подавай, собака два!
ИРИНА. Ой, Боже… Столик, нам который! Ладно тебе, всё ведь стопудово, хватит! Словесный понос сегодня у тебя, говоришь без точек, ну хорош уже, а?
ЭЛЬВИРА. Не будет вам никакого столика, ясно?! Не будет! Осточертели вы мне все! Выгоню всех! Бабки заработайте, тогда пейте, жрите! А они ещё с нами и договор не подписали, «эм-пэ» нету, неизвестно как платить будут — чёрным налом или переведут на счёт! Вам всё равно, а для меня, как для начальника, важно! Наличняк мне нужен, чтоб налоговой не докладывать, понимаешь? Ты, гляжу, тоже на стакане крепко сидишь, как и он. Посмотри на себя, круги чёрные под глазами.
ИРИНА. Да замолкни ты! Разоралась! Теперь на меня накинулась! Раз на то пошло, посмотри на себя и на меня. И сравни. Не в твою пользу сравнение будет.
ЭЛЬВИРА. Естественно, раз у нас разница в двадцать лет! Мне бы твои годы, я бы не профукала их! Не выступала бы по кабакам, по банкетам! А ты, а ты, а ты… Ты вчера вообще пела не в той тональности, вот так!
ИРИНА. Где?
ЭЛЬВИРА. Где?! Ты уже не помнишь, где мы вчера выступали? Надюдюкалась? В «Розовом фламинго» мы вчера выступали, вот где! Такой престижный ресторан! Так важно для фирмы было там засветиться! Там столуют важнейшие люди города! Важнейший для нас банкет! Важнейшее выступление! И что? Ты не в ту дуду дула! Ты вообще петуха давала! Бабки заработайте — тогда пейте! «Эмпэ» когда стоит, договор оформлен, тогда — пожалуйста! Видишь, вы не заботитесь, я должна!
Эльвира схватила с окна бумаги, пошла с ними в зал. Там всё так же звучит индийская музыка.
ИРИНА(тихо, в зеркало). Заманала, а? Все мозги выела, а? Гиенка прям сбежала из зоопарка, а?
ЭЛЬВИРА(вернулась без бумаг, ходит по кухне). Не в ту дула дуду, не в той тональности! Такая была разножопица, что мне стыдно было перед людьми! Вот он сейчас, старец этот, Коля Рябов этот, не подпишет бумагу и что? Пролёт! Кто вас кормит, поит, обувает?! Кто бы вас куда взял на работу, если бы не я?! Я сколотила фирму, я вам, я вас… Кто находит халтуру? Кто?! И какая благодарность? На могилку не придёте!
ИРИНА. Опять?
ЭЛЬВИРА. Не опять, а снова!
ИРИНА. Придём. В родительский день придём, все вместе, втроём. С конфетками, с сервелатиком. И с полторашкой.
ЭЛЬВИРА. Молчать! Я тебе приду! Я вас сама всех похороню! Всех троих и полторашку с сервелатиком! Всю вашу фирму! Я ещё на ваших похоронах простужусь! Вот вам! Дуля! Недочеловеки! Да, фирма «Человек и недочеловеки», так надо переименовать вас, собака два!
ИРИНА. Слушай, ты чё на меня-то? Я-то тебе чё, а? Я ведь ничё вообще. Если бы я чё-то — тогда ладно. А то я вообще, как эта, ничё совсем, а она на меня, ну? А то я за всех отдувайся. Я ведь тебя, как рукводителя, уважаю.
ЭЛЬВИРА. Ага. Но каждый вечер свои триста принимаешь.
ИРИНА. Водка с лимоном — полезно.
ЭЛЬВИРА. Ага. То есть, если ты водку с лимоном пьёшь — значит: ты меня ещё уважаешь. А вот если бы просто водку, тогда было бы полное неуважение. Вы все одинаковые неблагодарные свиньи!
ИРИНА. Ну, правильно. Договорилась. А ты вообще знаешь, кто? По-русски молодец, по-польски засранец, вот кто ты.
ЭЛЬВИРА. Ай-ай, как остроумно! Тебе надо выступать на концертах с юморесками! Юмористическими монологами!
ИРИНА. Ты на меня, на подружку, ага? Ну, чё, Элька? Да вернётся он, крендель этот. Потому что у тебя деньги, а у неё нет. Поэтому. Надо трезво оценить это. Он их любит, бабки, в смысле. Любит, чтоб было их много. Любит тратить много. Вернётся. Кто его ещё будет кормить, одевать, как ты? Никто. Но зачем тебе-то? Да гони его. Стыдно же за деньги…
ЭЛЬВИРА. Помолчи. Советы, как касторка — их лучше давать, чем принимать. Ты вообще не знаешь, что между нами! Какая связь! Лучше бы распелась. А ты куришь. Проклятая этикетка, зачем она была?! Исчесала мне всю шею, аж горит прямо шея, накалилась как противень! Зачем их делают?! Для кого?! Порвала платье! Как я теперь?! Господи, как я устала, я устала по самые заговья, вот как я устала! Силы нету жить!
Ходит по кухне, курит.
Одни бабы, слушай. Полный комплект. Полный «строй» и полный «сервис». Рабочая же организация, а одно бабьё. Мужиков — штучки четыре и то одни пенсы, и те уже — в умат. И так везде, на каждом банкете. Одни бабы работают, что ли? А мужики-то куда подевались, куда?!
ИРИНА. Приличных мужиков жены на банкеты не отпускают без себя.
Любительскому ансамблю народной песни «Наитие» – 10 лет. В нем поют пять женщин-инвалидов «возраста дожития». Юбилейный отчетный концерт становится поводом для воспоминаний, возобновления вековых ссор и сплочения – под угрозой «ребрендинга» и неожиданного прихода солистки в прежде равноправный коллектив.
Монолог в одном действии. Написана в июле 1991 года. Главная героиня Елена Андреевна много лет назад была изгнана из СССР за антисоветскую деятельность. Прошли годы, и вот теперь, вдали от прекрасной и ненавистной Родины, никому не нужная в Америке, живя в центре Манхэттена, Елена Андреевна вспоминает… Нет, она вспоминает свою последнюю любовь – Патриса: «Кто-то запомнил первую любовь, а я – запомнила последнюю…» – говорит героиня пьесы.
Амалия Носферату пригласила в гости человека из Театра, чтобы отдать ему для спектакля ненужные вещи. Оказалось, что отдает она ему всю свою жизнь. А может быть, это вовсе и не однофамилица знаменитого вампира, а сам автор пьесы расстаётся с чем-то важным, любимым?..
«Для тебя» (1991) – это сразу две пьесы Николая Коляды – «Венский стул» и «Черепаха Маня». Первая пьеса – «Венский стул» – приводит героя и героиню в одну пустую, пугающую, замкнутую комнату, далекую от каких-либо конкретных жизненных реалий, опознавательных знаков. Нельзя сказать, где именно очутились персонажи, тем более остается загадочным, как такое произошло. При этом, главным становится тонкий психологический рисунок, органика человеческих отношений, сиюминутность переживаний героев.В ремарках второй пьесы – «Черепаха Маня» – автор неоднократно, и всерьез, и не без иронии сетует, что никак не получается обойтись хорошим литературным языком, герои то и дело переходят на резкие выражения – а что поделаешь? В почерке драматурга есть своего рода мрачный импрессионизм и безбоязненное чутье, заставляющее сохранять ту «правду жизни», которая необходима для создания правды художественной, для выражения именно того драматизма, который чувствует автор.
Пьеса в двух действиях. Написана в декабре 1996 года. В провинциальный город в поисках своего отца и матери приезжает некогда знаменитая актриса, а теперь «закатившаяся» звезда Лариса Боровицкая. Она была знаменита, богата и любима поклонниками, но теперь вдруг забыта всеми, обнищала, скатилась, спилась и угасла. Она встречает здесь Анатолия, похожего на её погибшего сорок дней назад друга. В сумасшедшем бреду она пытается вспомнить своё прошлое, понять будущее, увидеть, заглянуть в него. Всё перепутывается в воспаленном сознании Ларисы.
В этой истории много смешного и грустного, как, впрочем, всегда бывает в жизни. Три немолодые женщины мечтают о любви, о человеке, который будет рядом и которому нужна будет их любовь и тихая радость. Живут они в маленьком провинциальном городке, на краю жизни, но от этого их любовь и стремление жить во что бы то ни стало, становится только ярче и пронзительнее…