Карл Великий - [79]
Карл давно мечтал иметь у себя хорошего географа и сведущего астронома, посылал во все монастыри запросы, и вот наконец мечта его сбылась. Об астрономе Дунгале уже ходила слава как о человеке, написавшем весьма толковый трактат относительно знаменитой в античности теории «Великих годов». Карл лишь понаслышке и, разумеется, весьма смутно знал о каких-то умопомрачительных положениях этой теории. Сама идея о том, что время от времени Господь посылает на землю эти самые Великие годы, полностью изменяющие картину мира, кружила голову впечатлительному королю франков. Кроме всего прочего, Дунгал считался человеком, для которого на небосводе нет ни одной безымянной звезды.
Тридцатилетний географ Дикуил был на десять лет моложе Дунгала и еще не успел так прославиться, хотя уже получил известность в качестве человека, не признающего никаких авторитетов, если их высказывания вызывают в нем сомнение. Он имел дерзость оспаривать различные положения не только Плиния и Бэды Достопочтенного, не только Макробия и Марциана Капеллы, но и Птолемея, Платона, Аристотеля. Но кроме всего прочего, Дикуил славился обширными знаниями в отношении того, где на земле произрастают какие деревья и травы, какие обитают люди и животные и какие есть чудеса. В разговоре нельзя было найти столь блестящего собеседника, вдохновенного и увлекательного, как Дикуил, рыжий гиберниец.
Вот почему Карл так сильно обрадовался, когда по приезде в Ахен ему были представлены эти двое образованных островитян. В тот вечер, когда, усевшись у камина в теплом ахенском дворце, окруженный поэтами и учеными, король франков и лангобардов беседовал с ними, осторожно попивая темно-красное бургундское вино, он впервые ни разу не вспомнил о недавней гибели своего любимца Хруотланда. Дунгал с огромной любовью рассказывал о Гибернии, которую местные жители именуют Эйре, а англосаксы – Ирландией. Он говорил о талантливом и трудолюбивом народе, о несравненном искусстве гибернийцев играть на лирах и арфах, о том, что в древности остров был сплошь покрыт непролазными лесами, но гибернийцы расчистили их и благоустроили свою суровую землю, они даже научились разводить пчел, хотя на острове полно деревьев, считающихся ядовитыми для этих медоносных мух. Вот только виноград гибернийцы так и не могут до сих пор привить у себя и вынуждены привозить вино с материка.
– Но зато, – сказал Дунгал, – в Ирландии есть такие места, с которых ночью можно наблюдать все без исключения звезды, какие только имеются на небесном куполе. А если плыть к северу от Гибернии десять дней, то, как говорят, непременно очутишься на острове Туле, находясь на котором можно увидеть сами звездные сущности, их лица и тела.
– Лица и тела?! – удивился Карл.
– И мало того, – кивнул Дунгал, – даже тени тех праведников, чьи души обитают на этих звездах. Светлые тени, ибо у праведников тени, разумеется, светлые.
В этот миг Дунгал осекся, вспомнив о жарком споре, разгоревшемся не так давно между ним и Дикуилом именно на эту тему. И Дикуил не преминул и теперь вмешаться:
– Прости, брат, но я и тут не могу согласиться с тобой. Мне кажется, Солин и Исидор, описавшие диковинный остров Туле, с которого якобы можно увидеть рай, пользовались легендами, а не настоящими научными свидетельствами. Я знаю множество моряков, заплывавших далеко за ледяной остров, на коем ловят отменнейших кречетов, но до Туле ни один из них не добрался.
– То, чего никто не видел, все же вполне может существовать, – возразил гибернийцу поэт Ангильберт.
– И все же, – заметил Петр Пизанский, – если это никто не видел, едва ли можно утверждать, что оно в точности есть.
– Но так можно заявить, что неизвестно, есть ад или нет его, коли никто не видел сей чертог грешников, – сказал Дунгал.
– Но ведь Господь заповедал нам знать, что ад есть, и значит, он есть, даже если никто из живых не видел его, – прогудел, раздувая свои пышные усы, король.
– Однако в географическом смысле никаких точных определений местонахождения ада, его размеров и строения нигде нет, – снова возразил скептик Дикуил.
– А я слышал, будто где-то в строжайшей тайне хранятся некие чертежи, в коих указаны все имеющиеся на поверхности земли входы в преисподнюю, – заметил Павлин Аквилейский. – Причем поговаривают, что одна из таких дыр находится совсем неподалеку от нас.
– От нас?! – вздрогнул Карл.
– Да, где-то в окрестностях Колонии Агриппины. Я тоже слышал об этом, – сказал Ангильберт, – Я все собираюсь написать небольшую поэму. Тема такова: двое влюбленных наслаждаются друг другом среди развалин меровингского замка, даже не подозревая, что прямо под ними, в подвале замка, расположен адский лаз.
– Не знаю, как насчет наземных входов в ад, – произнес Павел, – но достоверно известно о наличии подводных воронок, в которые при восходе солнца устремляются морские воды, впадающие в адские реки. А при восшествии луны преисподняя, напротив того, сквозь эти же водовороты изрыгает из себя несметную влагу. Именно благодаря этому циклическому всасыванию и выплевыванию огромных масс воды, осуществляемому адом, и существуют приливы и отливы.
