Карл Великий - [32]

Незамедлительное обеспечение преемства на землях брата демонстрирует политический инстинкт и решительность Карла. С расширением сферы правления Карл однозначно снял вопрос о праве своих племянников на последующее преемство. Из них по имени известен только один- старший Пипин. В 771 году, как и у его отца, право брата на приращение доли в общей собственности взяло верх над правом представления сыновей. Речь шла о конституционной норме, еще только формировавшейся в письменных положениях о наследовании в период правления Карла и Людовика Благочестивого с 806 по 817 год, но уже входившей в практику политической жизни в Италии после 812 года и Аквитании после 838 года.

Исключение племянников как потенциальных конкурентов, несомненно, было верным решением. Учитывая нежный возраст претендентов, смогла бы лишь во втором поколении правившая в качестве франкских королей династия мажордомов переварить официальное многолетнее правление несовершеннолетних без отрицательных последствий для всей структуры власти в виде персональных взаимовлияний или даже вынести присутствие конкурирующих друг с другом политических концепций и их конкретное проявление? Не случайно программатические положения и целенаправленные обоснования, содержащиеся в грамотах Карла о дарении церковным учреждениям, преследовали нечто большее, чем стабильность империи — «stabilitas regni», что в сложные времена, безусловно, не было пустой фразой.

Вдова Карломана Герберга вместе с детьми бежала в Италию. По замечанию одного летописца, это было излишне, но Карл все стерпел; Эйнхард даже дополняет, что без достаточных на то оснований вдова попросила покровительства у короля лангобардов, обманув при этом свекра. Некоторое время спустя Дезидерий пытался воспользоваться этим «золотом» {наверное, соедует читать «залогом»? — Прим. выполнившего ОСR}в своей политике. Дело в том, что он подталкивал папу (с 772 года это был Адриан I) помазать племянников Карла на царство, чтобы таким образом противопоставить королей единовластию Карла.

Еще до кончины брата Карломана, видимо, имело место бракосочетание Карла с дочерью Дезидерия. Имя принцессы неизвестно. Судя по всему, имя Дезидерата («желанная») является остроумной игрой слов и одновременно женским вариантом от имени отца, Дезидерий, в более позднем жизнеописании аббата монастыря Корби Адаларда. Этот законный брачный союз Карл снова объявил несуществующим. Он отправил супругу к ее отцу, что походило на разрыв союза с королем лангобардов и на демонстративное объявление ему войны. Так оно и было воспринято в Павии и Риме.

Современная официозная историография столкнулась с трудностями в оценке этого неоднократного отторжения Карлом супруги, тем более церковные синоды империи франков как раз тогда стремились ограничить число подобных разводов и повсеместно покончить с ними. Так называемые имперские хроники ни в коей мере не касаются вопросов бракосочетания и расторжения брака. Эйнхард повествует об этой «афере» не в хронологическом политическом контексте, а только в связи с частной жизнью Карла и его отношениями со своей матерью Бертрадой: Карл именно «по ее настоянию» взял в жены дочь Дезидерия, а год спустя по неизвестной причине отверг ее на фоне разногласий между ним и Бертрадой. Это формулировалось уже в успокоительном ключе, учитывая то обстоятельство, что новая политика в отношении Италии была инициирована именно вдовой короля. Монах Ноткер из Сен-Галленского монастыря, сочинивший в конце IX века повествование о деяниях Карла и следовавший более жестким супружеским заветам и запретам расторжения брака, нашел выход: достаточное основание развода он увидел в мнимом бесплодии отвергнутой лангобардской принцессы, не отметив, что супружеским узам был уготован срок даже менее одного года.

В любом случае поступок Карла подвергся резкой морально-этической критике. По достоверным свидетельствам, это сделал, в частности, его единоутробный брат Адалард. Размышляя в правовом плане, он не видел никакой вины молодой женщины и к тому же в роли стороннего наблюдателя объективно констатировал развал союза Карла с Дезидерием, инспирированного франкской знатью, к которой Адалард причислял и себя. Поначалу он порвал с франкским королевским двором, уйдя из большой политики в монастыри Корби и Монтекассино, но затем, на заключительной стадии правления Карла, снова оказался в его распоряжении.

Однако только морально-этического акцента в этом вопросе было, очевидно, недостаточно. Под влиянием матери и, что весьма вероятно, из-за конкуренции с братом Карл пошел на союз, который хотя в самых общих чертах вовлекал в свою орбиту папство, фактически же в результате пространственной близости лангобардов к Римскому дукату и вследствие явно амбициозных претензий короля Дезидерия на расширение земель и власти угрожал франко-папскому альянсу. Этот союз в итоге без всякого кровопролития даровал мажордомам целое королевство и по праву считался краеугольным камнем их господства. Свержение профранк-ской партии в Риме, разбитый у самых ворот Вечного города и собора Святого Петра лагерь короля лангобардов затронули, очевидно, защитное предназначение «патриция римлян» и одновременно сакральный в своей основе союз с князем апостолов и его преемниками как гаранта франкского королевства «новой династии». Пакт с лангобардами, распространявшийся также на квазикоролевского герцога Баварии Тассилона, отстаивавшего собственные интересы в альпийском регионе, был призван значительно ограничить активность франков на Апеннинском полуострове.