Карл Брюллов - [12]

Через пару месяцев мы, не выдержав, нанесли визит в дом Мартосов, при этом Уленька вела себя простодушно и непринужденно, я же радовался, наблюдая, как вытягивается лицо у добрейшей Авдотьи Афанасьевны и как злобно чернеет Катенька Глинка.

Впрочем, что интересного я находил в ней все это время? Даже после того, как до меня дошел проверенный слух о том, как после нашего визита Екатерина Ивановна бранилась с матерью, что та, не посоветовавшись с ней, отказала мне, я не испытал сожаления о содеянном.

В то время Уленька уже носила под сердцем нашего первенца Михаила, мы переехали в новый дом и строили себе дачу в Павловске.

Благодаря Уленьке наш дом постепенно приобретал славу светского салона, хотя под его крышей так и не поселилась чопорность и холодность. Но самое главное — я еще больше сблизился с людьми искусства, многие из которых полюбили бывать у нас. Сам академик акварельной живописи, муж сестры Карла, Юлии, Петр Соколов, как-то сделал весьма удачный портрет с Уленьки, сообщив, что писал ее девочкой, а теперь желает изобразить баронессу такой, какой она стала, — милой и простой, с букетом цветов, который в тот день она принесла с собой с прогулки. Великий Карл обожал заходить к нам без предупреждения, играя с детьми и весело болтая с Уленькой, да всех и не упомнишь.

Глава 5

Я отложил перо, когда моя младшая — Машенька — неожиданно распахнула дверь в кабинет, закричав с порога, что из конюшни опять пропал ослик, на котором так любили кататься дети. За Машенькой семенила, переваливаясь, точно старая утка, нянька. Вообще-то, нянька не должна была допускать, чтобы дети без сопровождения взрослых проникали в кабинет или, упаси боже, мастерскую, но разве ж уследишь, тем более, когда старше ее всего-то на год Мишка летит в одну сторону, а Маша в другую.

Взяв малышку на руки, вместе мы спустились во двор. Как и следовало ожидать, вся семья — Карл и недавно приехавшая Лена — собралась у конюшни.

— Надо бы следы поискать, — деловито предложил смешной в своей детской серьезности Михаил. — Может, Жорка рисует его где-нибудь за домом, — Жорка, или Георгий, сын одного моего дальнего родственника, нот уже с полгода жил у нас, действительно увлекался живописью, отдавая предпочтение пейзажам и изображениям живности.

— За домом уже искали, к тому же Георгий с утра к приятелю в соседний дом отпросился. Не на осле же он туда поехал? — с недоумением уставилась на нас Уленька.

— Я побегу. — Машенька попыталась высвободиться, но я обнял егозу, взяв ее на руки.

— Незадача, — почесал в затылке Карл, — цыгане свели?

— Цыгане скорее бы коней свели, вот какие красавцы нынче у Петра Карловича позируют, — улыбнулась Леночка.

— Да уж, на цыган не похоже, — я беспомощно оглядел стойла.

— Дворника нужно спросить, его дело — за двором доглядывать. Вот если бы в доме что потерялось, тогда… — нянька придвинулась к Мише, вытерев подолом его вечно сопливый нос.

— Дворник с утра пьян и спит в людской, — пожала плечами Уленька, — впрочем, я спозаранку в город выезжала. А никто, часом, не слышал, не было ли похорон где-нибудь поблизости?

— Как же, было-было! — затараторили дети.

— Ну, тодыть все ясно, — сразу же заулыбалась нянька. — Тоды он к процессии пристроился, окаянный, такая уж у него прихоть. Чуть заслышит похоронный марш, тут же из стойла вон, и покуда покойника до кладбища не проводит, нипочем домой не вернется.

Все рассмеялись.

— Вот если не вернется серый по собственному желанию, я с дворника да и с тебя за беглеца ушастого взыщу. Мне, может быть, еще сегодня лепить желание придет, что я тогда буду делать? Пьяного дворника вместо осла ваять?

— Ваяй, ваяй, коли твоей модели к вечеру не обнаружится, я тебе нескольких академиков, так и быть, позировать сосватаю, — залился добродушным смехом Карл, — они точь-в-точь твой осел. Только без музыкального слуха, уж не обессудь.

Впрочем, все уже понимали, что я шучу, так как самые удобные часы для такого занятия, как рисование и лепка, — на рассвете или днем. Меж тем близился вечер[11]. Карл проснулся среди ночи от ощущения переполнявшего его счастья. Во сне он снова видел ту женщину — женщину, приходящую к нему в самых прекрасных и удивительных снах. Женщину, созданную из ночи и огня. Темноволосую жрицу опасной ночной богини, которую боготворил маленький Брюлло.

Иногда, когда Карлу было особенно плохо, женщина приходила каждую ночь, укачивая больного мальчика и напевая ему на ухо песни. Карл прижимался щекой к ее теплой груди и засыпал.

Она лечила его, поила горячим сладким вином с травами, ласково массировала поясницу и ноги.

Доктор прописал тепло. Карл сидел на куче разогретого солнцем песка, развлекаясь тем, что закапывал в песок свою руку, а затем раскапывал ее, стараясь не дотронуться до кожи.

На самом деле я хохотала совсем не из-за того, что никогда не позировала. Это в доме-то скульптора, где, что ни день, художник или ваятель? Рисовали меня и прежде, не однажды. И меня, и красавицу нашу и умницу Катеньку. Просто смешно вышло, что Великий, как прозвал его пиит Жуковский, вроде как всех женщин разделил на дур, которым нужно наряжаться, и дур, которым это не обязательно.