Карьера одного борца - [5]

— Подожди минутку, — в последний раз попытался Джулли изменить предначертания друга. — Предположи, что им удастся отыскать нас. Нам будет легче бороться с ними, если мы будем вдвоем.

— Пустяки, — решительно возразил Кэшель, — это все мальчишеские глупости. Они пошлют за нами не меньше шести полисменов. Даже в лучшем случае я не могу победить больше двух, если они нападут вместе, а тебе не справиться и с одним. Отправляйся и не подходи близко к железнодорожным станциям. Тогда ты благополучно доберешься до Шотландии. Мы только даром теряем тут время. Я ухожу. Прощай!

Джулли больше не настаивал.

— Прощай, — сказал он, нерешительно протягивая товарищу руку. — Желаю тебе успеха.

— Счастливого пути, — важно ответил Кэшель, крепко пожимая его руку.

Ему стало вдруг жалко оставлять Джулли одного.

— Я напишу тебе, как только будет что сообщить. Мне, знаешь, вряд ли удастся устроиться раньше, чем через несколько месяцев.

Напоследок он обнял Джулли и бодро зашагал по дороге, ведущей в селение Панлей. Джулли, грустно посмотрев ему вслед, пошел в сторону Шотландии.

Селение Панлей стоит на большой дороге и представляет собой единственную довольно широкую улицу, на одном конце которой старинный постоялый двор, на другом — современного стиля железнодорожная станция и мост, а между ними колодезь и скотный двор. Кэшель постоял некоторое время под тенью моста, прежде чем отважился вступить на освещенную луной улицу. Убедившись, что никого кругом не видно, он смело пошел вперед бодрым, но не очень быстрым шагом, так как сообразил, что все-равно невозможно бежать до самой Испании. На беду Кэшеля по деревне проходил в это время еще кто-то. Это был мистер Уилсон, преподаватель математики в школе д-ра Монкрифа, возвращавшийся в этот вечер из театра. Мистер Уилсон полагал, что театр — сомнительное учреждение, куда порядочные и уважающие себя люди должны ходить лишь изредка и не слишком явно для всех. Только когда давали Шекспира, он решался посещать театр открыто. Любимой вещью его была «Как вам это понравится»: Розалинда в трико неизменно прельщала его гораздо сильнее, чем леди Макбет в ночном уборе. На этот раз он видел в этой роли известную актрису, приехавшую на гастроли в соседний город. После театра он заехал в Панлей, чтобы поужинать с приятелями, и теперь шел в Монкриф Хауз. Он был в расположении духа самом благоприятном для поимки удравшего школьника. Обычное горделивое сознание, что он слишком умен для своих учеников, проявлявшееся в том, что он резал их на экзаменах, усугублялось теперь воспоминанием ужина и проведенного в театре вечера.

Он заметил Кэшеля, когда тот подходил к колодцу, и сразу узнал его. Быстро поняв, в чем дело, он скрылся в тени изгороди и дождался там, пока мальчик не прошел мимо, почти касаясь его плечом. Он тогда выскочил из своей засады и схватил беглеца сзади за воротник куртки.

— Прекрасно, сэр, — произнес он. — Что вы поделываете здесь в такой поздний час? А?

Кэшель, краснея и бледнея поочередно, смотрел на него с ужасом и не мог произнести ни одного звука.

— Идите за мной! — сказал Уилсон строго.

Кэшель позволил вести себя за рукав шагов двадцать, но потом остановился и заплакал.

— Мне незачем идти назад, — сказал он. — Я никогда не делал ничего хорошего в вашей школе.

— Не могу этого опровергать, — с величественным сарказмом ответил Уилсон. — Но мы постараемся, чтобы в будущем вы поступали лучше. С этими словами он снова потащил за собой мальчика.

Кэшель, полный горечью унижения и стыда за свои мечты, пытался упираться.

— Пожалуйста, не тащите меня, — с ненавистью в голосе сказал он. — Я могу идти и без этого. Но учитель только крепче сжал руку и толкнул юношу вперед.

— Я не убегу, сэр, — уже миролюбиво сказал Кэшель, сдерживая новые слезы. — Отпустите меня, — опять попросил он дрожащим голосом, стараясь повернуться лицом к своему врагу.

Но Уилсон не переставал толкать Кэшеля перед собой, не выпуская его рукава из своей крепко сжатой руки.

— Отпустите же меня, наконец! — вспылил мальчик.

— Пожалуйста, без глупостей. Байрон, — с оскорбительным спокойствием ответил учитель. — Извольте идти вперед, сэр.

Кэшель вдруг быстрым движением сбросил с себя куртку, освободившись таким образом от своего мучителя, и с лицом, искаженным ненавистью и обидой, бросился на него со сжатыми кулаками. Уилсон получил ловкий удар снизу в подбородок, от которого он потерял сознание и, зашатавшись, упал ничком. Кэшель испугался, думая, что убил учителя, и стал тормошить его. Но Уилсон задвигался, чем успокоил Кэшеля и снова пробудил в нем ненависть. С подчеркнутой резкостью юноша вырвал из рук врага свою куртку и, процедив:

— Можешь теперь хвастаться, что видел, как я плачу, — побежал прочь.

Мистер Уилсон вскоре очнулся и почувствовал себя в состоянии встать, но ему не хотелось двигаться. Преувеличивая степень своей слабости, он начал стонать, надеясь, что к нему прибегут на помощь из деревни. Но прошло довольно много времени, и вместо участия и помощи, подошли холод и скука. Ему пришло в голову, что, если полиция найдет его в таком положении, она примет его за пьяного. К тому же долг повелевал ему поднять тревогу для поимки беглеца. Он поднялся, но, почувствовав головокружение и озноб, решил, что его первейший долг — лечь в постель и предоставить д-ру Монкрифу ловить своего непокорного воспитанника, как ему заблагорассудится.