Карьера Ногталарова - [39]
— Где собирать, если отбросов нет?
— Отбросов нет? Во дворах, в домах утиля нет? Ай-яй-яй! — Абыш, погладив свисавшие усы, еще больше возмутился: — Да провалится в преисподнюю отец того, кто лжет! Да будет проклята бабушка того, кто не достанет утиля!
Сев в машину, он велел шоферу:
— Подъезжай к этому угловому большому двору!
Не зная намерений заместителя заведующего, шофер подчинился его приказу.
Въехав в широкие ворота, машина остановилась посреди просторного двора. Абыш, соскочив с нее, закричал:
— Утил сабирайым!..
Тотчас же в окна высунулись головы людей:
— Ай!.. Абыш! Смотрите-ка на его машину!
— Куда ты пропал, старина? Совсем не показываешься!
Абыш-киши, горделиво поглядев на старых клиентов, улыбнулся и снова закричал:
— Несите, несите скорей, не мешкайте! У кого что есть старого, несите! Скорей! Шевелитесь быстрей!
В течение двадцати — тридцати минут машина была нагружена разнообразным домашним барахлом. Несмотря на протесты и даже угрозы шофера, Абыш наполнил утилем легковую машину товарища Ногталарова и велел ехать к ближайшей точке.
— На, принимай! Посмотри, есть ли у населения утиль или его нет!
Выгрузив содержимое машины у этой точки, он велел шоферу ехать в другой двор и так же, как в первом дворе, нагрузив машину, сдал утиль второй точке.
— А что это такое? Не утиль? Ах ты, лентяй из лентяев! Боитесь заболеть от работы, что ли… А бедный товарищ Ногталаров сиди и жди от вас сводок!
К вечеру Абыш собрал в точках и привез в контору цифровые данные, намного превосходившие те, которые ему сообщили утром.
Товарищ Ногталаров, стоя в дверях своей конторы, еще издали увидя машину, радостно вздохнул. Когда же он открыл ее дверцу, то, отступив на шаг, ахнул:
— Что это такое, Абыш-киши? Это моя машина или мусорный ящик?
Абыш только сейчас заметил сор в машине, пятна на узорчатой обивке сиденья, царапины на дверях и громко запричитал:
— Ведь я же говорил, товарищ Ногталаров, что из меня не выйдет начальник! Отпустите меня. Дайте мне заняться своим делом — собирать утиль!
— Уходи! Уходи, старый ишак! Убирайся и больше мне на глаза не попадайся!
— Спасибо! Да будет аллах милостив к покойникам вашим!
Абыш с удовольствием закинул за спину ветхий мешок, взял в руки свою корзину и вернулся к своей любимой профессии. Старый сборщик утиля снова почувствовал себя в своем чудесном мире.
Товарищ Ногталаров остался без заместителя.
Еще раз о Серчэ-ханум
Хотя товарищ Ногталаров, перейдя в новый кабинет, оставил Серчэ-ханум внизу, расстояние между заведующим и секретаршей с каждым днем сокращалось. Казалось, будто комната секретарши ежедневно поднималась на сантиметр выше, а кабинет заведующего опускался на миллиметр ниже. Дверь же, соединявшая пол товарища Ногталарова и потолок Серчэ-ханум, в это время и расширялась и суживалась. Расширялась только для секретарши, суживалась — для всех остальных работников. Когда Серчэ-ханум сидела в кабинете товарища Ногталарова и стучала на машинке, все знали, что «заведующий занят и входить к нему не следует».
…Спустя некоторое время после того, как товарищ Ногталаров принял Серчэ-ханум в качестве секретарши, он стал осторожно, исподтишка разглядывать ее. Наконец товарищу Ногталарову стало ясно, что если теперешняя Серчэ-ханум далека от той девушки, с которой некогда он учился в средней школе, то она не похожа и на неряшливую женщину, доедавшую на улице соленый огурец.
Это было третьим воплощением Серчэ-ханум. В этом воплощении (больше, чем в двух предыдущих) она уделяла особое внимание своей внешности. Снова ее фигуру облегали модные платья, волосы пахли духами, а щеки и губы носили следы облагораживающей косметики. Наблюдая свою секретаршу и подсчитывая премии, которые он давал ей за счет учреждения, заведующий приходил к выводу, что новая Серчэ-ханум — плод его, товарища Ногталарова, забот и щедрости. При этой мысли он испытывал чувство несомненной гордости.
«Интересно, понимает ли Серчэ-ханум, чувствует ли, как она должна быть благодарна мне?» — думал он.
И товарищ Ногталаров пожелал узнать, что на этот счет думает сама Серчэ-ханум.
С этой целью заведующий вызвал секретаршу в кабинет. Но он не знал, как начать разговор. Конечно, он велел ей подняться к нему с пишущей машинкой. После того как заведующий продиктовал пространное распоряжение, Серчэ-ханум, подняв машинку, собиралась выйти из кабинета, но начальник галантно заметил:
— Как ты похорошела, девушка! — и, быстро опустив голову, стал читать только что отпечатанные на машинке распоряжения.
— Конечно, благодаря вашему покровительству…
Эти слова Серчэ-ханум заставили товарища Ногталарова вздрогнуть и перенестись мысленно в далекое прошлое; он, словно помолодев на двадцать лет, увидел себя в памятный сладостный весенний вечер, и невольно из груди его вырвался глубокий вздох.
— Хоть бы во сне вас увидеть… — заикаясь, задыхаясь, прошептал заведующий.
— Это зависит только от вас, мой милый… Если захотите, то увидите.
— Вот как?! — воскликнул взволнованный товарищ Ногталаров.
Когда товарищ Ногталаров, подписав лежавшую перед ним бумагу, поднял голову, Серчэ-ханум в кабинете уже не было. До его слуха доносилось только постукивание ее высоких каблучков, поспешно удалявшихся по ступеням узкой лестницы. Но ему достаточно было ее ответа.
