Карьера Никодима Дызмы - [32]

На углу Маршалковской и Хмельной пришлось остановиться. Полицейский пропустил вереницу автомобилей и извозчиков с поперечной улицы. Никодим машинально стал рассматривать пешеходов и подумал, как хорошо восседать на мягких подушках шикарного автомобиля и как плохо толкаться на тротуаре.

Вдруг он почувствовал, что на него кто-то смотрит. Маршалковская в этом месте была освещена слабо, и он разглядел ее не сразу.

Манька!

Никодим весь съежился. Втянул голову в плечи так, что нижняя часть лица скрылась под воротником пальто. Но было поздно.

Работая локтями, Манька добралась до края тротуара. Вот она уже так близко, что может схватить его за руку. Однако Манька не осмелилась… Сдавленным голосом она пробормотала:

— Никодим! Не узнаешь?

Притворяться больше было нельзя. Никодим боялся, что разыграется сцена, что шофер заметит девушку в платке. И решил прибегнуть к хитрости; он повернулся к ней и, приложив палец к губам, пробормотал:

— Тсс… Приду завтра…

Девушка понимающе кивнула и спросила шепотом:

— Во сколько?

Но ответа так и не дождалась. Жезл полицейского сделал новое движение, и автомобиль рванулся в свободное пространство.

Манька наклонилась вперед и долго стояла так, провожая глазами автомобиль.

«Черт побери! — подумал Дызма. — Смеет еще заговаривать. Образина! Думает, наверно, что я и автомобиль украл».

Он засмеялся про себя, однако решил, что будет избегать по вечерам Маршалковской. Зачем нарываться на неприятную встречу, да еще портить себе настроение воспоминаниями?

Квартиру Пшеленской Дызма видел в третий раз, и каждый раз она производила на него иное впечатление. Сегодня все двери настежь, отовсюду потоки света. В двух-трех комнатах расставлены обтянутые новеньким зеленым сукном карточные столы, покрытые белой скатертью столики с подносами, уставленными пирожными и бутербродами.

Гости еще не собрались. Дызма обошел несколько комнат, сел в гостиной на диван. Из другого конца квартиры до него донеслись отголоски ссоры, которая, видимо, нарастала, так как голоса становились все громче.

— Так не дашь? Не дашь? — орал мужчина. В ответ ему что-то долго говорила женщина.

Но Никодиму удалось уловить одни только бранные слова, которые произносились с особенным ударением:

— Бездельник… Такого дармоеда… Это шантаж!.. Неблагодарный!

— Последнее слово!.. — загремел мужской голос. — Дашь двести?

— Не дам!

В передней раздался звонок. Ссора утихла, через минуту в гостиную вошла с улыбкой пани Пшеленская. За ней следовал с любезной миной Кшепицкий. Со стороны передней появился старичок с огромной лысиной.

Знакомя между собой гостей, Пшеленская стала жаловаться на непунктуальность теперешних мужчин. Старичок, которого величали профессором, был глуховат, и даже изрядно, потому что хозяйке пришлось повторить свое замечание о непунктуальности раза четыре, и каждый раз профессор переспрашивал:

— Извините, что, что?

Пшеленокая была уже в отчаянии, когда на выручку ей пришел Кшепицкий. Он выступил вперед и сказал с улыбкой: Тара-тара бум-цык-цык, старый дурак!

Старичок кивнул головой и сказал убежденно:

— Да, да, вечера уже холодны.

Дызма расхохотался. Ему безумно понравилась шутка Кшепицкого, и, пользуясь тем, что пани Пшеленская вышла встречать новых гостей, он предложил:

— Постойте, я ему тоже что-нибудь скажу. Только не слишком громко! — предупредил Кшепицкий.

Никодим обратился к профессору:

— Пес тебе морду лизал, лысое чучело!

— Извините, что, что?

— Лизал!

— Извините, не расслышал. Что, что?

Дызму трясло от смеха. Старик начал уже подозревать неладное. Положение спас Кшепицкий: он рявкнул профессору прямо в ухо:

— Он хотел вам рассказать свежий анекдотец!

— А, слушаю, слушаю.

Меж тем в гостиную вошло еще несколько человек, не успели они со всеми раскланяться, как в дверях появился полковник Вареда. Это избавило Дызму от анекдота.

— Здравствуй, Никусь! Тебя ли я вижу! — воскликнул полковник.

— Как живешь, Вацусь?

— Ну, как? Устроил свои дела у Яшунского?

— Спасибо, все в порядке.

Гостиная и смежные комнаты наполнились гостями. Пришли почти одни мужчины, было только пять-шесть пожилых дам. Кое-кто сел уже играть в бридж.

Пока Никодим болтал с Варедой, явился Уляницкий. Оказалось, что, несмотря на меры предосторожности, принятые министром, полковник был тоже осведомлен о проекте Дызмы, и Уляницкий стал без стеснения рассказывать о деле, которое, по его словам, двигалось полным ходом. Вареда поздравил Никодима и пожелал ему успешно осуществить свой грандиозный проект.

Подошла пани Пшеленская и осведомилась, не сыграют ли они в бридж. Вареда и Уляницкий охотно согласились.

Поскольку все партии были уже составлены, хозяйка дома предложила себя в партнеры. Дызма играть не умел, и четвертым пригласили какого-то худощавого господина: как выяснил Дызма впоследствии, это был один из высших чинов полиции.

Сперва Никодим наблюдал за игрой, потом это ему наскучило, и он подошел к не участвовавшим в игре мужчинам, среди которых заметил Кшепицкого.

Едва Дызма удалился, полицейский спросил Пшеленскую:

— Кто такой этот пан Дызма?

— Пан Дызма? — удивилась она. — Разве вы его не знаете?

— К сожалению…