Карьера Никодима Дызмы - [14]

Дызма вынул часы.

— Половина восьмого.

— Как? Уже? Мне надо скорей в павильон, а то мне не дадут ужина. До свидания. Жаль, я хотел вам еще много чего рассказать. Приходите завтра в это же время. Придете?

— Приду.

— И еще одно. Не говорите никому, что видели меня. Дайте честное слово!

— Честное слово.

— Ну, верю вам, хоть и фамилия и наружность говорят, что вы низкого рода, а у плебеев чести нет. До свидания!

Он круто повернулся и стремительно зашагал по дубовой аллее. За ним неуклюже прыгала собака.

— Сумасшедший, — громко сказал Дызма, когда они скрылись за поворотом. — Наверняка сумасшедший. Ну и наговорил же он всего!.. У богатых господ всегда за душой какое-нибудь свинство… Может, он и правду сказал… Черт возьми… Куник! Уверяет, что негодяй… А мне-то какое дело?..

Никодим махнул рукой и закурил. Издали донесся глубокий басовитый раскат гонга. Ужин. Встав со скамьи, он направился к дому.

ГЛАВА 4

За столом бесшумно прислуживал чопорный лакей. Ужин состоял из нескольких перемен. Настроение было лучше, чем за завтраком. Куницкий — а может быть, Ку-ник — меньше интересовался делами и Дызмой, теперь он осыпал своим словесным фейерверком жену и дочь, расспрашивая их о покупках.

Пани Нина отвечала любезно, но холодно, а Кася только изредка бурчала в ответ «нет» или «да» и большинство заданных ей вопросов обходила молчанием. После странного разговора с Понимирским Никодим никак не мог взять в толк, чем может быть вызвано это граничащее с наглостью пренебрежение дочери к Куницкому. Он искал пути — как ему разобраться в этих непонятных для него семейных отношениях, но так ничего и не мог придумать.

После ужина Куницкий предложил погулять. Кася пожала плечами, а Нина ответила:

— Что ж, с удовольствием.

Постукивая массивной тростью и попыхивая сигарой, Куницкий вместе с Ниной шел впереди. Они направились в ту часть парка, где Дызма еще не бывал. Здесь не было развесистых деревьев, преобладали газоны и клумбы, и только изредка на фоне темнеющего неба рисовались отдельные живописные купы.

Никодим по необходимости остался в обществе Каси. Они шли молча. В парке стояла ничем не возмутимая тишина, и только временами до них долетали обрывки разговора, который Куницкий и Нина вели вполголоса. Их фигуры производили комическое впечатление: маленький, размахивающий руками старичок семенил рядом с высокой, стройной молодой женщиной, которая неторопливо шагала по аллее.

— Играете в теннис? — спросила Кася.

— Я? Нет. Не умею.

— Странно.

— Почему?

— Потому что теперь все мужчины умеют.

— У меня не было времени научиться этой игре. Играю только на бильярде.

— Да? Это интересно. Расскажите… Простите, — вдруг бросила Кася и побежала к клумбе.

Дызма остановился, не зная, что делать, но Кася вскоре вернулась с цветами табака. Они испускали уже пряный аромат. Кася поднесла их к лицу Никодима. Тот, думая, что цветы предназначены ему, покраснел и протянул руку.

— О нет, это не для вас. Понюхайте. Очаровательно, не правда ли?

— Конечно, пахнут хорошо, — подхватил Никодим в смущении.

— А вы много мните о себе!

— Я? Почему? — искренне удивился он.

— Сразу вообразили, что эти цветы для вас. Видно, частенько получаете цветы от женщин?

Дызма, который ни от одной женщины цветов не получал, на всякий случай ответил:

— Бывает.

— Вероятно, в столичном бомонде у вас репутация сильного человека?

— У меня?

— Отец говорил. Впрочем, вы действительно похожи на… Так вы играете на бильярде?

— С детства, — ответил Дызма, вспомнив маленькую прокуренную бильярдную в кондитерской Аронсона в Лыскове.

— У нас дома тоже есть бильярд, но играть никто не умеет. Я с удовольствием поучусь, если вы найдете немного времени…

— Вы? — удивился Дызма. — Никогда не видел, чтоб женщина играла на бильярде, ведь это мужская игра.

— Я как раз люблю мужские игры. Так научите?

— С удовольствием.

— Можем начать хоть сейчас.

— Нет, — возразил Дызма, — сегодня у меня много работы. Надо разобраться в конторских книгах, в счетах.

— Гм… Вы не слишком вежливы. Но это в вашем характере.

— Это хорошо или плохо? — рискнул спросить Никодим.

— Что? — холодно отозвалась Кася.

— То, что у меня такой характер?

— Знаете… Буду откровенна. Я люблю иметь дело с людьми, которые что-то из себя представляют — при условии, чтобы они не походили на папу. Но наперед хотела бы определить, гм… выяснить… Вы не рассердитесь за откровенность?

— Боже сохрани!

— Впрочем, это не мое дело.

— Не понимаю.

— Вы любите ставить точки над «и»?

— Что?

— Я вижу, вы тоже любите ясность. Очень хорошо. Так вот: если я буду выказывать к вам расположение, тоне заходите слишком далеко в своих умозаключениях. Другими словами, цветов от меня не ждите.

Наконец он понял, к чему она клонила, и рассмеялся.

— Я на это совсем не рассчитывал.

— И отлично. Лучше всего начистоту.

Он почему-то почувствовал себя задетым и, почти не думая, сказал:

— Вы правы, поэтому отплачу вам откровенностью: вы тоже не в моем вкусе.

— Да? Тем лучше, — отпарировала Кася, немного опешив от неожиданности. — Такой обмен мнениями облегчает нам изучение бильярдной игры.

Куницкие повернули и присоединились к ним. Кася взяла Нину под руку и подала ей цветы: