Каре для саксофона - [5]

— Представляешь, мой опять!..

Как говорила Люда, у Эдика был «ёрш» в одном месте. К обеду его знал почти весь поезд: где-то успел повздорить с денежным белорусом, а потом с ним же опрокинул по стопочке коньячку, где-то закатил скандал проводнице и тут же загладил конфликт, прихватив парочку пакетиков чая. И, наконец, на остановке в Минске «звезда» ворвался собственной персоной:

— Людочка, открывай окно! — и сам опустил раму в узком вагонном коридорчике. — Клава, Клава! — крикнул он. — Картошечки горячей сделай!

— Щас, до Нюрки добегу и вернусь! Не закрывай! — донёсся с перрона удаляющийся женский голос.

На платформе как обычно перед отправлением была лёгкая суета, Антон и Сергей из соседнего купе заинтересованно беседовали, затягиваясь содержимым новой пачки. Вдоль вагона медленно проследовал люксовский пассажир в дорогом тёмно-коричневом костюме и с тростью. Мужчина лет шестидесяти в сопровождении одинаковых денди приостановился у проводницы и, узнав, что это вагон второго класса, проследовал дальше.

— Смотри! — Эдик кивнул Еве. — Во как надо жить! Идёшь, а за тобой чемоданы возят…

— Какие чемоданы? Скорее всего он налегке… Зачем ему багаж?

После «поезд № 17 отправляется через 5 минут» немногочисленный людской поток совсем иссяк, и знакомые пассажиры заполнили рукав коридора, чтобы разойтись по купе.

Неожиданно для шустрого соседа вагон вздрогнул и медленно тронулся. Эдик засуетился под удивлённый взгляд Антона, выхватил из рук жены сотку и вдруг улькнулся в узкий проём окна, при этом крикнув:

— Тоха, держи! — мужчина едва успел схватить попутчика за ноги.

За окном, перепрыгивая через чемоданы и сумки, словно кенийский бегун Эзекьель Кембой, неслась Клава с полиэтиленовым мешочком картошки, от которого шёл пар. Вдруг поезд резко затормозил, и рама поползла вверх, пережав ноги «гимнасту» Эдику, Люда тут же самоотверженно повисла на ней, спасая свой будущий отпуск.

— Ой, Клава, давай быстрей! — и горячий гарнир лёг в протянутую мужскую ладонь. — А-а-а-а-а! — раздалось на весь перрон.

— Эдуард Сергеевич! Зачем вы так?! Меня ж уволят! — подскочила, причитая, проводница и тоже ухватила за штанину беспокойного пассажира.

Клава ещё гонялась за заработанной соткой, сбиваемой с асфальта ветром, а Эдуард Сергеевич весь потный от перенапряжения уже лежал на нижней полке, причитая:

— Надо же, чуть не умер! Всё для тебя, Людочка!

Через час прапорщик был уже в строю и опять исчез в темноте тамбура, а появился часа через три, когда его Людмила собирала вещи, чтобы в полночь навсегда покинуть поезд евро класса.

В проёме двери периодически «тело»-портировался из первого класса во второй бородатый «работодатель», но Ева в наушниках, поджав ноги, сидела на нижней полке у окна, и доступ к ней был перекрыт суетливыми соседями.

— А что здесь этот крутится? Дай-ка сумку-то сюда… — Эдик отстранил от входа в купе жену.

— Да, нужна ему твоя сумка! К Еве дорожку топчет. Все вы только за порог и сразу холостые…

— Эх, Ева! — хохотнул, потрясся указательным пальцем, Эдуард Сергеевич. — Что-то не нравится он мне. В армии, дать пить, не служил, бородёнка смешная как у козла… Ха-ха! Его бы нашим дембелям… С тазом воды сто приседаний…

— Молчи уж, мачо! Мужчина модный с деньгами — следит за собой…

Ева взглядом мельком зацепила бланк договора в руках «бородки-эспаньолки»: «Да, он сумасшедший!»

Поезд подъезжал к станции «Брест-Центральный», чтобы поменять колею и не только…

Пассажиры стояли гуськом друг за другом, ожидая, когда проводница откроет двери, и вдруг какое-то движение за спиной привлекло Еву: аккуратно оттесняя других, к ней пробирался «работодатель».

— Соседи, выходят? Я к тебе перееду после таможни. Всё обсудим… — показал ручкой на бумаги он.

Ева вдруг как-то занервничала: «Надоел!», — и сильно обхватила ладонью запястье Эдика, что тот даже обернулся.

— Ты так заботился обо мне, — вполголоса проговорила она ему. — Услуга за услугу! Видишь, тот… с бородкой? — Эдик кивнул в ответ. — Он очень не корректно отзывался о Людочкиных бёдрах. Я бы сказала, это звучало довольно пошло… И даже выпросил номер телефона у твоей жены… Но, тссс!

Шустрый Эдик отреагировал молниеносно: пихнув сумку супруге и крикнув «Посторонись!», он, за что-то зацепившись, раскачался на руках и приземлился ногами в грудь ничего непонимающего «обидчика», сбив его на коврик вагона со словами: «Так вот зачем ты, хмырь, в купе лез!» Завязалась потасовка.

— Что вы себе позволяете! — отбивался «бородка-эспаньолка», когда прапорщик тряс его за грудки. — Мне нужно пройти!

— Я вас маньяков издалека чую! Людочка! — орал Эдик. — Иди сюда! Он сейчас прощение просить будет! Вот тебе моя жена, вот!.. — совал он кукиш в нос возмущенному пассажиру.

Ревностная разборка, как торнадо, засасывала мирных граждан, желающих выйти. Ева оказалась в эпицентре и решила воспользоваться интересным маленьким гаджетом. Этот предмет пару раз уже выручал в щекотливых ситуациях и всегда был при ней. Она надавила в кармане на кнопку. Сильный пронзительный женский крик, от которого хочется выброситься из окна, удавиться, прыгнуть в пропасть, пронёсся смерчем по барабанным перепонкам наполняющих вагон смертных. Народ, не найдя источник sos, рванул к выходу, зажав в мёртвой петле потасовщиков и Люду с сумками. Накачанный сосед Сергей, среагировавший на истошный вопль и на ругань с явным лидерством знакомых интонаций соседа-прапорщика и оценив, что к чему, вытянул Еву из воронки, прорывающейся к выходу толпы, приняв на себя её недовольство.