Кардинал Ришелье - [26]

Тем не менее, на людях он был с нами столь любезен и так скрывал свои чувства, что никому бы и в голову не пришло, как он нас ненавидел. Однако его показная доброта не смогла обмануть меня».

Убийство Кончино Кончини

Затаивший злобу Людовик только и ждал

удобного случая, чтобы отомстить

наглому самозванцу из Флоренции.

Андре КАСТЕЛО

Кончино Кончини и не думал хоть как-то скрывать свою связь с Марией Медичи. Напротив. Историк и дипломат Николя Амело де ля Уссэ в своих «Мемуарах» в связи с этим отмечает:

«Если он находился рядом с комнатой Ее Величества в те часы, когда она спала или была одна, он делал вид, что завязывает шнурки, чтобы заставить поверить, будто он только что спал с нею».

Безусловно, это свидетельствовало о его неприятном характере и плохом воспитании. И всеобщее недовольство поведением итальянца росло как на дрожжах.

Конечно же, он не мог не видеть этого. Порой он и сам уже подумывал о том, чтобы покинуть Францию и вернуться в Италию, чтобы спокойно наслаждаться там накопленным богатством. «У меня не было ни гроша, – говорил он, – когда я приехал во Францию, но я обогатил себя браком. А в последнее время все виды превратностей судьбы обрушились на меня сразу, я потерял друзей, а народ стал меня ненавидеть и оскорблять».

Но он не уехал, ибо мало кто может добровольно отказаться от подобной синекуры. Ему удалось скопить миллионы, а хотелось еще и еще. Однако, как говорил Петрарка, жадный беден всегда. А еще один не менее известный человек писал, что подобные люди «готовы продать нам веревку, на которой мы их повесим». Вот и Кончино Кончини недолго оставалось наслаждаться своим счастьем…

В «Мемуарах» Ришелье сказано:

«В жестоком преследовании маршалом министров, в использовании им подчас вероломных средств проглядывает хитрость, основанная на честолюбии, которое он не мог одолеть. Королева же, то ли устав от его поступков, которые она более не могла оправдывать, то ли боясь, что с ним что-нибудь случится, настойчиво советовала ему ехать в Италию. <…> Но он никак не мог смириться, заявив кому-то из своих людей, что желает узнать, насколько высоко может подняться человек, делая карьеру. <…>

Так своим нравом и поступками маршал всех настроил против себя. Де Люинь не любил его не оттого, что тот когда-то помог ему стать другом короля, а оттого, что завидовал его состоянию. Это была та самая ненависть, что основана на зависти, – самая страшная из всех. Каждый из поступков маршала он представлял королю в черном свете, убеждал короля, что маршал наделен непомерной властью, противостоит воле Его Величества и участвует в борьбе с принцами только для того, чтобы прибрать к рукам их власть и уж тогда располагать короной монарха, не встречая сопротивления ни с чьей стороны; что маршал владеет мыслями королевы-матери, что он втерся в доверие к брату короля; что он обращался к астрологам и колдунам; что Совет подпал под его влияние и действует только в его интересах; что когда у Совета просят деньги на мелкие удовольствия короля, их обычно не находят».

Герцог де Люинь постоянно нашептывал молодому Людовику XIII не только о своем недовольстве Кончино Кончини, но и по поводу Марии Медичи, вызывая в нем ревность к ее власти.

Арман-Жан дю Плесси-Ришелье был человеком умным, и он прекрасно понимал, что герцог де Люинь сейчас является фаворитом, и вступать с ним в противоречие бессмысленно. Пока бессмысленно… А раз так, то он делал все возможное, чтобы хоть как-то сгладить конфликты сына с матерью, а также Кончино Кончини – с герцогом де Люинем. Но при этом он уже ненавидел вероломного де Люиня за его интриги, в результате которых Людовик совершенно перестал доверять матери.

* * *

Итак, недовольство действиями новоявленного маршала д’Анкра росло, а он сам, понимая это, проявлял все большую активность в стремлении раз и навсегда покончить со своими врагами. Короче говоря, при дворе все боялись и ненавидели друг друга. По словам Армана-Жана дю Плесси-Ришелье, «вельможи погрязли в распрях», а юный король был слаб и никак не хотел находить общий язык со своей матерью. Безусловно, долго так продолжаться не могло.

Людовика XIII фаворит матери просто бесил. Однажды, находясь, как всегда, вместе с герцогом де Люинем, король увидел через окно ненавистного итальянца и воскликнул:

– Как же я терпеть не могу этого жалкого авантюриста, явившегося во Францию и распоряжающегося здесь, как у себя дома!

Глаза де Люиня недобро заблестели при этих словах, и он «подлил масла в огонь».

– Совершенно верно, сир, этот человек ведет себя абсолютно недопустимо.

– А что я могу поделать, – всплеснул руками молодой король, – если всем тут заправляет моя мать и ее итальянские приспешники?

– На все можно найти управу, сир, – смехнулся герцог де Люинь. – И, кстати, у меня есть на примете один надежный человечек…

* * *

«Надежным человечком» оказался Николя де Витри, маркиз де л’Опиталь, капитан королевских гвардейцев.

Надо сказать, что в те непростые времена высокопоставленные лица стремились окружать себя людьми такого склада, как этот де Витри. Дело в том, что многие тогда считались сильными и влиятельными, но мало кто из дворян мог претендовать на определение «надежный». А вот де Витри мог. Он был из той нечасто встречающейся породы людей, что умеют повиноваться без лишних рассуждений, отличаясь сообразительностью и крепкой хваткой. По сути, капитану недоставало только случая, чтобы проявить себя, и вот такой случай ему представился.