Кардинал Ришелье и становление Франции - [110]

В конце концов граф повел во Францию вдоль реки Мез армию, базировавшуюся в Седане и содержавшуюся за испанский счет. В ее состав входило также подразделение из 7000 имперских солдат. 7 мая из Парижа против графа Суассонского выступил маршал Шатийон с армией из 8000 солдат, ожидавший поддержки от Карла, герцога Лотарингского, который, однако, снова переметнулся на сторону испанцев и 28 июля бежал во Фландрию. 6 июля 1641 г. под Ла-Марфе войска Шатийона были обращены в беспорядочное бегство мятежниками.

Граф Суассонский, однако, погиб в час своей победы: то ли из-за привычки поднимать забрало с помощью одного из своих пистолетов, который в конце концов выстрелил (так описывают его смерть герцог Буйонский и Таллеман), то ли потому, что его узнал или специально выследил и застрелил солдат, нанятый Ришелье (такова официальная версия). Шатийон утверждает, что это случилось в начале сражения. Граф де Руссийон говорит, что один из солдат Шатийона, не узнав графа Суассонского, выстрелил в незнакомого ему военачальника, несмотря на обещание выкупа в размере 60 000 ливров за его пощаду. Аббат Арно подозревает, что это было убийство.

Основные французские силы под командованием Ла Мейере осаждали Эр-сюр-ла-Ли, в то время как Людовик XIII продвигался к Мезьеру и угрожал Седану. Герцог Буйонский немедленно добился соглашения с королем, умоляя его на коленях о прощении, и уже вечером обедал вместе с ним и Ришелье. Позже он навестил Сен-Мара и был потрясен его ненавистью к Ришелье, а также прозвучавшим из уст Сен-Мара предложением организовать заговор с целью заменить Ришелье самим герцогом. Сен-Мар пробовал вовлечь Гастона, приехавшего в Амьен, где стоял лагерем король, в новый заговор против кардинала, но Гастон не хотел ввязываться в интриги молодого человека, каким бы обманутым он ни чувствовал себя после отстранения от участия в королевском совете и командовании боевыми действиями.

Король хотел устроить посмертную расправу над телом графа Суассонского. Однако те, кто понимал, что такие действия против принца крови могут привести лишь к новым волнениям в стране, и так уже возмущенной самодержавными мерами, убедили Людовика, что великодушный жест был бы более уместен для короля-рыцаря. Тело было передано семье для достойного погребения. Французы вновь заняли Лотарингию, и герцог Карл вернулся к своей карьере имперского полководца. Все сторонники герцога Буйонского были прощены, за исключением Гиза и дю Бека. Их не было в стране, а символическое обезглавливание не причинило им никакого физического вреда. Меньше повезло Сен-Прею, губернатору Арраса. Французы заняли несколько северных городов — Ланс, Ла-Бассе и Бапом, испанским гарнизонам которых был обещан свободный проход. Сен-Прей, не зная об этом, атаковал испанцев. Он был обезглавлен в Амьене из-за того, что стал причиной нарушения королевского слова.[301]

Поражение мятежа графа Суассонского в 1641 г. нисколько не изменило общую ситуацию в стране: Франция страдала под гнетом тяжелых налогов, введения которых требовало финансирование войны. Политика Ришелье, его личность и власть становились все более непопулярными. Король в свои сорок лет преждевременно состарился из-за бурного романа с повесой, который, если и имел приличное происхождение, тем не менее был хвастуном и грубияном. Какими бы жестокими ни были репрессии, новый мятеж был почти неизбежен.

Безудержный культурный оптимизм, героические ценности которого в течение первых сорока лет семнадцатого столетия все активнее насаждались литературой, уже достиг своего апогея и в начале 1640-х гг. явно пошел на убыль. Несомненно причиной этого стали страдания, причиненные войной.[302] Эпоха Франциска Сальского, д’Юрфе, Берюля и раннего Декарта уступала место периоду расцвета мрачной религии янсенизма, подъема «французской школы» теологии, лишенной какого бы то ни было доверия к человеческой природе, и социально-политических потрясений, высшей точкой которых станет Фронда. На смену героическим драмам Пьера Корнеля уже готовы были прийти его более поздние политические трагедии, а Паскаль вскоре обрушит свои сатирические стрелы на «экстравагантность» иезуитского барокко.

Сен-Мар, теперь стремившийся жениться на Марии Гонзага, дочери герцога Неверского, в конечном итоге ставшего герцогом Мантуи, не был наказан за ту роль, которую он сыграл в восстании 1641 г. Отец Марии умер в 1637 г., и Мария унаследовала независимую территорию Невера. Родившаяся в 1612 г., она еще ни разу не была замужем и не хотела изменять своей целомудренности с Сен-Маром. Но она ничего не предприняла, для того чтобы остудить его ненависть к Ришелье. Когда в 1629 г. Мария Медичи приказала схватить Марию Гонзага и фактически заточить ее в Венсенне, для того чтобы не дать Гастону жениться на ней, это был очередной эпизод нескончаемой борьбы семейств Медичи и Гонзага, но сама Мария Гонзага обвинила в этом Ришелье, к которому питала глубокое отвращение. Одним из способов, к которым прибегал Сен-Мар, для того чтобы посеять раздор между королем и Ришелье, были постоянные напоминания королю о его эмоциональной зависимости от кардинала. Теперь Сен-Мар решил попросить короля, чтобы тот сделал его герцогом и пэром, дабы уменьшить социальное несоответствие между ним и принцессой, на которой он собирался жениться. Ришелье напрямик и, принимая в учет обстоятельства, с полным основанием напомнил Сен-Мару о его сравнительно низком происхождении.