Кардинал Ришелье - [2]

Великий французский математик и философ Блез Паскаль как-то заметил, что «господин кардинал не пожелал быть разгаданным». Другой современник Ришелье поэт Поль Скаррон вложил в уста Ришелье следующие многозначительные строки, обращенные скорее к потомкам:

Тех, кто желал мне пораженья,

Своим всесильем подавил:

Чтоб покорить испанцев гордых,

Я Франции не пощадил,

Безгрешный ангел или демон —

Судите сами, кем я был.[1]

Над разгадкой «тайны» Ришелье трудились многие поколения историков как во Франции, так и в других странах.

Любопытно, что даже на родине Ришелье долгое время акцент делался не на позитивной, а на негативной стороне деятельности министра-кардинала. Речь шла о приятии или неприятии Ришелье и его политики в целом. Еще при жизни кардинал снискал редкую непопулярность у себя на родине. Его боялись и ненавидели как аристократы, так и народ. Аристократия связывала с Ришелье причину упадка своего политического влияния, выставляя его врагом дворянства. Впоследствии правыми ему будет приписана историческая ответственность за подрыв феодальных устоев Старого порядка, приведший к его падению в 1789 году. В «низах» Ришелье считали виновником бедственного положения народа, усугубленного развязанной кардиналом разорительной войной против Габсбургов.

Просветители — от Монтескье до Вольтера и Руссо — будут обвинять Ришелье в насаждении деспотизма и подавлении всякого свободомыслия. «У этого человека деспотизм был не только в сердце, но и в голове». — утверждал Монтескье. Он называл его «негоднейшим из граждан», ответственным за злоупотребление властью не только лично, но и его преемниками. Таким образом, одни обвиняли Ришелье в разрушении Старого порядка, другие — в его консервации.

Великая французская революция объявит Ришелье тираном, а якобинцы даже надругаются над его прахом.

Резкое осуждение Ришелье прочно утвердится во французской литературе XIX века благодаря Альфреду де Виньи (пьеса «Сен-Map»), Александру Дюма-отцу (роман «Три мушкетера») и Виктору Гюго (драма «Марион Делорм»). Для писателей-романтиков Ришелье — тиран, монстр, безжалостно сокрушающий человеческие судьбы. С аналогичных позиций республиканского романтизма оценивал правление Ришелье и его личность крупнейший французский историк середины XIX века Жюль Мишле, идеализировавший «республиканизм» гугенотской партии, разгром которой не мог простить «деспоту-кардиналу».

Историки долгое время шли за литераторами. Кое-кто из них, правда, находил в деятельности Ришелье отдельные положительные стороны, например внешнюю политику.

Довольно рано идейное размежевание в оценке личности Ришелье произошло по принципу политической принадлежности. Левые, унаследовавшие концепцию просветителей, видели в Ришелье только мрачного деспота, душителя свобод. Правые все более определенно склонялись к тому, чтобы объявить его национальным героем, поставить в один ряд с Жанной д'Арк. Апология Ришелье достигла высшей точки в годы Второй империи, озабоченной соображениями национального величия и международного престижа. Разоблачая деспотизм «злодея-кардинала», Гюго и другие непримиримые противники бонапартизма целили, разумеется, в авторитарный режим Второй империи.

Надо сказать, что вплоть до конца XIX века литературно-политические споры о роли Ришелье в истории велись без достаточно полного знания предмета спора — как самой личности Ришелье, так и его политики. Только к концу столетия, когда появилась и была историографически освоена восьмитомная публикация деловых бумаг Ришелье, стало возможным всерьез изучать его политическую биографию, В результате прежняя маска злодея уступила место более привлекательному образу министра-кардинала.

Нарастание националистических, реваншистских настроений во Франции, пережившей позор поражения 1870 года, лишившейся Эльзаса и Лотарингии, «приобретенных» в свое время кардиналом Ришелье, привело к возрождению легенды о Ришелье — «спасителе Франции». Откровенной апологии кардинала Ришелье правыми по-прежнему противостояло резко критическое отношение к нему леволиберальных историков. Острой критике левых подвергалась и «близорукая» внешняя политика Ришелье, для которой прежде иной раз делалось исключение. Историки либерального направления утверждали, что поражение Габсбургов в Тридцатилетней войне, чему активно способствовал Ришелье, было скорее его ошибкой, оно нисколько не улучшило международных позиций Франции, так как унижение Австрии привело к последующему возвышению Пруссии — куца более опасного противника.

Споры относительно оценки политического наследия Ришелье не утихали и в XX столетии, по-прежнему сохраняя откровенную идеологическую окраску. Правые продолжали превозносить Ришелье, левые настойчиво разоблачали его деспотизм.

400-летний юбилей Ришелье пришелся на время правления во Франции социалистов, которые ограничили проводимые торжества сугубо академическими рамками. Юбилей должен был не разобщить, а объединить французов, тем паче что и сам «юбиляр» завещал своей стране беречь национальное единство как самое ценное историческое завоевание.

Культура, развитию которой Ришелье уделял много внимания, представлялась удачным, объединяющим всех началом. К тому же культура, в отличие, скажем, от внешней политики Ришелье, никоим образом не задевала национальных чувств западных партнеров Франции — Великобритании, ФРГ, Испании или Австрии.