Караван в Хиву - [85]

Лукьян, потрясенный услышанным и увиденным, молча глянул на груды человеческих тел и конских трупов, разбросанных на трех-четырех барханах перед ханским шатром, так же молча сел в седло, не слушая торопливой и хвастливой болтовни Прова о своей встрече нынешним утром с ханом Каипом.

Под Чапом сражение шло на убыль. Как потом оказалось, каракалпакские предводители, старшины Тулгабек и Кальметкан, под утро были обнаружены в своих шатрах мертвыми. Семен Квас шел в большой тайне ночью к Эрали-Салтану, а где-то соседней ложбиной бесшумными ящерицами крались песками люди Каипа. Каракалпакское войско, лишенное предводителей, не выдержало напора хивинцев и дрогнуло. К тому же и численный перевес был на стороне Каипа едва ли не вдвое. Рассыпались хивинцы по окрестным барханам ловить чужих нукеров, хватать коней, потерявших хозяев.

В этой немыслимой кутерьме, в резких стычках из-за добычи, Лукьян поотстал от Прова, взял повод коня вправо, выбился из гущи воинства, потерявшего свои боевые порядки и занятого мародерством.

«Чтоб я да Семеновых друзей ловил! Да ни в жизнь такой подлости не сотворю, хоть под топор палача лягу! – вспылил про себя Лукьян. – А тебе, Пров, Суда Божьего околицей не обойти! Воздастся!»

И тут будто вещее сердце подсказало: езжай к заброшенному колодцу, где ночью переговаривались с киргиз-кайсацким предводителем! Ударил коня плетью, припал к гриве и поскакал песчаными буграми на юг от Чапа. Гнал и с ужасом видел, как в одном перелете стрелы в том же направлении по чужим следам неслись во весь конский мах пятеро хивинцев. Они скакали чуть впереди и не приметили пока «ференги уруса», одетого, правда, в такие же воинские одежды, с таким же круглым легким щитом, обшитым медью, и с простенькой чеканкой по внешнему кругу.

Хивинцы взлетели на песчаный бугор и, с трудом удерживая коней, на какое-то время остановились. Один из них тут же радостно вскинул руку с обнаженной саблей, указал в сторону заброшенных построек. Лукьян не видел еще колодца, но понял – Эрали-Салтан обнаружен, и нукеров при нем совсем мало, если эти пятеро так смело кинулись в погоню.

– Пошел, Барс, пошел! – Лукьян ударил коня пятками, чуть повернул влево, чтобы и вовсе выйти хивинцам в спину, а когда Барс вынес его на истоптанный копытами песчаный бархан, возле колодца уже шла яростная сабельная рубка.

Эрали-Салтан на белом коне, в сверкающих доспехах, в медной шапке с длинным белым пером над шишаком, настоящим бесом вертелся в облаке пыли и мелкого песка, поднятого конскими копытами. Возле колодца на земле лежали два убитых киргиз-кайсака и один хивинский нукер. Их кони с пустыми седлами бегали вдоль глинобитной обвалившейся стены, ржали и косились на неподвижных хозяев. За спиной Эрали-Салтана отбивался от двух хивинцев рослый всадник с длинным хвостатым копьем. Когда он на миг стал виден в профиль, Лукьян признал в нем русского переговорщика Михайлу Рыбку. Темный плащ, накинутый на плечи, уже рассечен на спине острой саблей, и в разрезе одежды сверкала рыбьей чешуей крепкая кольчуга.

– И-и-ех! – взвизгнул в боевой ярости Лукьян и ожег коня плетью, вскинул под изгиб правого локтя копье, припал к гриве.

Удар! Хивинец без стона свалился головой вперед, сабля, отброшенная клинком Эрали-Салтана, вонзилась в песок шагах в десяти. Выдергивать копье времени не было, Лукьян выхватил из ножен клинок. Второй хивинец, оглянувшийся на громкий крик Лукьяна за своей спиной, успел заметить, как сверкнула перед глазами свистящая сталь невесть откуда появившегося бородатого и чубастого «ференги уруса», не успел даже вскинуть щит, рухнул в облако пыли на истоптанную землю. Двое оставшихся хивинцев замешкались, сделали попытку развернуть коней и спастись бегством, но тут же поплатились головами.

– Лукьян, ты это, брат? – Михайло дрожащей от нервного напряжения рукой растер кровь по лицу, смешав ее с пылью и потом – конец вражеской сабли сорвал кусочек кожи с правой скулы. – Спаси бог тебя за подмогу, а то бы недолго мы чертями вертелись в этаком пыльном аду, легли бы рядом с верными нукерами… Они первыми приметили хивинцев, кинулись на копья. Погибли, но дали нам время исполниться и сесть в седла.

– Об этом потом, Михайло, надобно спасать киргиз-кайсацкого предводителя, – остановил многословие Михаилы обеспокоенный Лукьян. – Пресветлый Эрали-Салтан. – Он подправил коня ближе к ханскому брату, который не убрал саблю в ножны, а положил ее поперек седла и чутко слушал отдаленный людской и конский гомон под Чапом. – Пресветлый Эрали-Салтан! – почти крикнул Лукьян, чтобы привлечь внимание к своим словам. – Своими ушами слышал: Каип-хан надумал обменять тебя у старшего брата твоего Нурали на его дочь Матыр-Ханикей! А потому и отдал приказ сохранить тебе жизнь. Доверься мне и Михайло, будто ты наш пленник… А почему эти хивинские нукеры покушались на твою жизнь, пресветлый Эрали-Салтан? Ведома была им воля Каипа, как и всему войску – голову твою беречь!

Каменное, застывшее в напряжении лицо Эрали-Салтана медленно отогревалось кровью, желтизна постепенно исчезла с широких скул, в черных глазах появились искры надежды на лучшее.