Караван специального назначения - [55]

— Даже если меня не будет, останется Гоппе, — твердо ответил Чучин.

Городецкий с пренебрежением махнул рукой.

— Это уже наша забота.

— Я вижу, — презрительно бросил Иван Городецкому, — вы здесь большой человек.

— Не обращайте на него внимания, — поморщился Дональд Джексон. — Поймите, — продолжал он деловым талом, — Россия всегда признавала влияние Британии в Афганистане. Так было раньше, будет и впредь. Мы ничего не имеем ни против вас, ни против Гоппе. Но английское правительство не может допустить существования в Кабуле советской школы.

Вдали раскатисто прогрохотал пушечный выстрел. «Уже десять часов, — подумал Иван. — Быть может, Камал догадался сообщить в летную школу, что я не пришел? Но даже если и так, где они будут меня искать? В любом случае нужно постараться выиграть время».

Иван взглянул на рябого, смотревшего на него выжидательно. «Надо тянуть время. Надо, чтобы хватились», — подумал Иван.

— Зачем вы в Бухаре убили Тахира? — первое, что пришло в голову, сказал Чучин.

От неожиданного вопроса рябой, казалось, на мгновение растерялся. Но тут же взял себя в руки — не спеша раскурил сигару, затянулся, жмурясь от удовольствия.

— Старик потерял чувство меры, — объяснил он, скорчив трагическую мину. — Сначала отказался помочь. Я стерпел и простил, но, когда он решил донести на нас в ЧК, терпение мое лопнуло.

— В чем же Тахир должен был помочь вам? — насмешливо прищурился Иван. — Расправиться со мной?

— Уверяю вас, — ответил рябой, — что это мы могли бы сделать и без Тахира. Тахир…

В этот момент кто-то забарабанил в ворота, и Чучин так никогда и не узнал, что собирался ответить ему Дональд Джексон.

Взглянув на ворота, рябой проронил:

— У нас еще будет время продолжить разговор. А сейчас эти господа проводят вас.

Два охранника взяли Ивана под руки и снова повели к дому.

МНИМОЕ ПОКУШЕНИЕ

— И все-таки, — с укором сказал Махмуд-бек Тарзи, — я настаиваю, чтобы вы отказались от ваших ночных прогулок.

— Так вы считаете, что я должен показываться на улицах Кабула только в таком виде, как сейчас? — добродушно улыбнулся эмир.

Аманулла-хан был в полном парадном облачении. На нем был черный мундир с орденами. На круглой шапке сверкал тридцатью двумя гранями большой бриллиант — символ власти. Бриллианты украшали и рукоятку сабли.

— А если мне иногда хочется посмотреть, как живут люди, и я иду в город переодевшись, чтобы меня никто не узнал? Или если мне просто хочется прогуляться по ночному городу, что в этом страшного? — поглаживая темные бархатные усы, спросил эмир.

— В вас столько бодрости и оптимизма, — не сдержал ответной улыбки Тарзи, — что я могу только позавидовать. Но что делать, если я уже стар! Понимаете, — посерьезнев, продолжал он, — времена Гарун аль-Рашида, к сожалению, давно прошли. Вы рискуете жизнью безо всякой необходимости.

— Со мной всегда охрана. Офицеры хотя и переодеты, но я уверен, что в случае необходимости они и в гражданском платье сумеют исполнить свой долг не хуже, чем в военной форме.

— К сожалению, никакая охрана не в состоянии уберечь вас от выстрела из-за угла, — настаивал на своем Махмуд-бек Тарзи, обеспокоенный упрямством эмира.

— Никто не знает, когда я отправляюсь в город, — возразил Аманулла-хан.

— У вас слишком много врагов, — не сдавался министр. — Даже во дворце. Я взываю к вашему благоразумию.

— Ну вот, — изобразив на лице испуг, произнес Аманулла-хан. — Теперь вы меня пугаете заговорами, неужели вы сами всерьез верите всей этой чепухе?

Министр помрачнел.

— Боюсь, вы недооцениваете сложности той обстановки, которая сложилась сейчас в стране. За последние два дня полиция трижды предупреждала вас о готовящемся покушении, — сказал Тарзи.

— Я считаю, это не больше чем пустые угрозы, которые мы слышали не раз, — возразил Аманулла-хан.

— Однако на этот раз им удалось выследить и захватить человека, который собирался в вас стрелять.

— Да, но он уже скончался на руках у полицейских, — отозвался эмир.

— Мне вся эта история кажется подозрительной, — задумчиво сказал Тарзи. — Я считаю, надо довести ее расследование до конца.

Аманулла-хан подошел к стене, увешанной портретами членов его семьи, остановив взгляд на последнем — портрете королевы Сурайи. Он вздохнул и сел в кресло перед длинным инкрустированным столом.

— Это правда, что в чалме у покушавшегося нашли точно такие фотографии, как в рабатах, где останавливался русский караван? И листовки? Вы видели их?

Тарзи молча раскрыл свою папку и выложил перед эмиром несколько листков, на которых крупными буквами было напечатано на пушту и дари, обоих принятых в стране языках:

«Во имя аллаха всемилостивого, милосердного! Братья мусульмане, готовьтесь! Освобождение придет скоро! Советская Россия поможет нам сбросить власть ненавистного эмира. Аманулла-хан — убийца и угнетатель. Это он убил эмира Хабибуллу, чтобы добраться до власти. Это он бросает в тюрьмы и казнит истинных мусульман. Беритесь за оружие. Мстите за свою веру».

— Я выяснил кое-что еще, — нарушил молчание министр, когда Аманулла-хан закончил читать и отложил листки. — Оказалось, покушавшийся — мелкий ремесленник из Герата. У него там была небольшая мастерская. Он занимался изготовлением оружия: кинжалов, ножей, сабель. Мне непонятны мотивы, толкнувшие его на этот шаг. А это наводит на разные мысли… К тому же ремесленник был совершенно неграмотен. Он даже не мог прочесть воззваний. Не исключено, что он и не подозревал об их содержании, — многозначительно закончил министр.