Караван дурмана - [38]

Корольков, в руках которого осталась спинка стула, молча приподнялся на цыпочках и нанес новый удар, с еще большим остервенением.

Витька зашатало так, словно кафе «Минутка» превратилось в корабль, попавший в жесточайший шторм. Взгляды всех посетителей скрестились на нем, как прожектора, высвечивающие артиста на сцене. Испуганные и злорадные, сочувственные и равнодушные. Витек почувствовал, как бумажник выскальзывает из его онемевших пальцев, попытался восстановить равновесие, но не сумел и резко провалился вниз. Из его ушей выбежали две тонкие струйки крови.

Корольков зачарованно проследил за грузным падением противника, подобрал бумажник и посмотрел по сторонам. Лица притихших казахов показались ему почти такими же белыми, как березки, на фоне которых они сидели. Подгулявшие русские мужики дружно отводили взгляды. Глаза Натальи были переполнены восхищением и ужасом, и только Громов оставался совершенно невозмутимым, как ни в чем не бывало поглощая свой ужин.

– Вот так-то, – туманно выразился Корольков, взял другой стул, вернулся на место и впился зубами в заячью лопатку с такой жадностью, как будто в жизни не пробовал ничего вкуснее.

* * *

Утомленные спутники даже не пошевелились, когда Громов притормозил возле таможенного терминала, возле которого стояло несколько машин, пережидавших здесь ночь, полную опасностей.

Прежде чем выйти, Громов оглянулся. Наталья тихонько похрапывала, свернувшись на заднем сиденье калачиком. Ленка незаметно для себя уронила голову на ее бедро, чего никогда бы не сделала наяву. А Корольков, упершись подбородком в грудь, хмурился во сне: наверное, опять сражался за бумажник, отнятый у него оренбургским дебоширом.

«Детский сад, – подумал Громов, выбираясь наружу. – Как только нападем на след Андрея, нужно будет подыскать подходящее жилье и оставить их там. Всех троих».

Разминая ноги, он прошелся по площадке и вернулся к машине. Двое заспанных таможенников уже спешили к нему, прикидывая на ходу, как бы половчее стребовать с путешественников деньги. Они откровенно огорчились, узнав, что Громову нечего предъявить для досмотра, но все же изъявили желание тщательно обыскать «семерку» с курганскими номерами:

– Откройте багажник.

– Не стоит, – сказал Громов, демонстрируя собеседникам удостоверение майора ФСБ, которое очень походило на то, которое пришлось сдать при уходе в отставку. – Мы везем только вещи личного пользования: теплая одежда, продукты, канистры с бензином, медикаменты.

– Женщины тоже для личного пользования? – спросил один из таможенников, успевший заглянуть внутрь салона. – Шутка, – добавил он, встретившись с пристальным взглядом Громова.

– Удачная?

– Не очень, – признался таможенник.

– Жаль, – сказал Громов. – Если бы шутка была смешная, мы бы посмеялись все вместе. А как быть теперь?

– В каком смысле?

– В том смысле, что плохие шутки чреваты плохими последствиями.

– Прошу извинить, – промямлил таможенник, пытаясь пристроить руки так, чтобы они ему не мешали. Его напарник, притворившийся поглощенным перетасовыванием путевых листов, бочком-бочком убрался подальше, куда-то в тень.

– Вы начальник смены? – осведомился Громов у загрустившего шутника.

– Так точно, начальник. Досмотр закончен. Можете следовать дальше.

– Сначала я должен задать вам пару вопросов.

– Задавайте. – Решив, что держать руки за спиной не слишком удобно, таможенник вытянул их по швам.

Чем внимательнее смотрел на него Громов, тем вежливее и разговорчивее он становился, причем, что удивительно, совершенно даром, без всяких подачек, что вообще-то не свойственно работникам российской таможни. По его словам, колонна из трех «КрАЗов» и «Жигулей» шестой модели на контрольно-пропускном пункте не появлялась. Отрапортовав об этом Громову, начальник смены испарился с проворством заправского мага, а вместо него перед Громовым возник бравый лейтенант пограничных войск. За ним следовал тенью автоматчик с глазами татаро-монгольского завоевателя. Пограничник перелистал протянутые паспорта, угрюмо ознакомился с эфэсбэшным удостоверением и, заглянув для порядка в темный салон «семерки», махнул рукой:

– Ладно, езжайте.

– Я лучше в объезд, как все, – скромно сказал Громов.

– В объезд так в объезд, – пожал плечами лейтенант. – Мне без разницы. Нынче все кому не лень туда-сюда мотаются.

– А как же граница нашей родины?

– Пусть мне родина за прошлый год довольствие выплатит, тогда и о границах ее позаботимся, – сказал лейтенант.

В том, как сплюнул на землю косоглазый автоматчик, ощущалось его полное согласие с командирским мнением.

А Громову стало муторно, как будто он заглянул в выгребную яму.

* * *

Это была последняя остановка на территории России. Через полчаса «семерка» уже катила по бескрайним казахским просторам, а оранжевая луна сопровождала ее, скользя по небу на манер неотвязного спутника-шпиона. Освещенные ею тучи дыбились, как горы, бездонное небо пугало своими масштабами, черная равнина выглядела абсолютно безжизненной. Приняв мерцающие справа огоньки за светящиеся окна далеких домов, Громов вскоре убедился, что огоньки двигаются параллельным курсом, и понял, что это либо степные волки, либо одичавшие собаки, которым надоело питаться дохлыми воронами и сусликами. Прибавив скорость, насколько это позволяла едва приметная грунтовая дорога, Громов оставил стаю далеко позади, и машину проводил разочарованный вой в десяток глоток.