Караван дурмана - [35]

Корольков передернулся:

– Ну и народ!

– Тут темно, грязно и холодно, – поддакнула Наталья, пряча руки в карманы болоньевой куртки. – Не город, а дыра.

– Как только мы проедем по мосту через Урал, – сказал Громов, – начнется голая равнина – ни закусочных, ни магазинов. Потом мы пересечем границу и окажемся в степи, в настоящей степи. То, что вы сейчас видите, – он провел перед собой раскрытой ладонью, – скоро покажется вам землей обетованной. Так что любители комфорта могут остаться здесь. Если поселиться у какой-нибудь местной старушки, которая не потребует у вас паспорта, – он взглянул на Королькова, потом на Наталью, – есть шанс пересидеть трудные времена в Оренбурге. Но старушка может знать здешнего участкового, а тот – главаря местной шпаны. Слухи о подозрительной паре без документов достигнут Москвы примерно через сутки. Как раз можно отоспаться.

– Мы едем с вами, – поспешно произнес Корольков. – Трудности нас не пугают.

– Это окончательное решение?

– Окончательное, – уныло подтвердила Наталья.

– Хорошо, – кивнул Громов. – Тогда терпите и не жалуйтесь. Если мой зять жив, я помогу вам замести следы так, что ни одна собака вас не отыщет.

– А если нет? – Бывшие одноклассники задали этот вопрос одновременно. Несколько томительных секунд им пришлось терпеливо дожидаться, пока Громов соизволит открыть рот, а когда это произошло, они услышали совсем не то, что рассчитывали услышать:

– Небо заволокло тучами, звезд почти не видать. Отлично.

– Что же в этом хорошего? – удивилась Наталья.

– Морозы уже не ударят. Намечается оттепель.

Порадовав спутников этим прогнозом, Громов направился к кафе и толкнул дверь, отозвавшуюся на это не слишком мелодичным бряцаньем колокольчика. Остальные, не сговариваясь, последовали за ним.

* * *

– Эх, бля на х-х…

– А мне все это пох-х…

– Х-х…

– Бу-бу-бу…

В помещении было шумно, дымно, тепло и не слишком многолюдно. За столом в левом углу гуляла компания красномордых, будто ошпаренных мужиков. Судя по одинаковой серой щетине на их физиономиях, праздник жизни продолжался третий, а то и четвертый день подряд. На их столе было мало закуски и много пустых бутылок – вперемешку с полными. Занятые жарким спором, мужики даже не заметили вошедших. Подглазья тех, кто сидел к двери лицом, походили на сливы ренклод.

Прямо по центру зала расположился в гордом одиночестве здоровый молодой балбес с такими курчавыми волосами, что хоть прямо сейчас на каракулевый воротник. Он был обряжен в шелковый спортивный костюм, плохо сочетавшийся с рабочими ботинками на его ногах. Проследив, как четверо новых посетителей занимают места за столом у окна, балбес вытащил из смятой пачки сигарету, разорвал ее надвое и закурил половинку с таким важным видом, словно это была послеобеденная сигара.

Самая странная компания сидела за двумя сдвинутыми столами у дальней стены, превращенной местным живописцем в подобие березовой рощи, очень яркой и совершенно плоской. Коротконогие низкорослые казахи с глубокими прорезями морщин на продубленных лицах смотрелись на этом исконно русском фоне дико. Но еще более странным казалось их соседство с парой малолетних шлюшек в платьицах-комбинашках на тонюсеньких бретельках. Шлюшек абсолютно не смущало, что их кавалеры носят линялые телогрейки, серые солдатские шапки и грязные сапоги. Они перепархивали с одних мужских коленей на другие, взахлеб пили шампанское и заливались истеричным смехом, когда кто-нибудь из казахов запускал руку под их куцые подолы.

Официант с трудом оторвался от этого увлекательного зрелища и, приблизившись к вновь прибывшим, притворился, что готов занести их пожелания в специальный блокнотик из тисненой кожи.

– Добрый вечер. Что будем кушать? Отбивные, биточки, котлетки, салат «Мимоза», салат «Столичный»… – Зрачки официанта бегали по сторонам, как два рыжих таракана, почуявших наживу. – …Блинчики, рыбное ассорти, стерлядка жареная, осетринка заливная…

– Что у вас самое свежее? – оборвал Громов эту скороговорку. – Не хотелось бы возвращаться с жалобами на расстройство желудка. Нужно беречь здоровье. Понимаешь, что я имею в виду?

Встретившийся с ним взглядом официант то ли вздрогнул, то ли утвердительно мотнул головой:

– Понимаю.

– Тогда предложи нам что-нибудь такое, за что тебе не будет стыдно. Если ты отвечаешь за свою осетрину, как за себя самого, то ставь ее на стол, а если нет, то лучше скорми ее собакам.

Официант сделался необыкновенно серьезным.

– Могу порекомендовать тушеную зайчатину с домашней лапшой.

– Зайчатину? – насторожился Корольков. – А она у вас до приготовления не того… не мяукала?

– Ни в коей мере, – твердо ответил официант, обращаясь вовсе не к Королькову, а к Громову. – Судя по выправке, он не так давно демобилизовался из армии и отлично помнил, что значит стоять по стойке «смирно».

«С таким выражением лица дают присягу и клянутся в вечной любви», – подумал Громов и сказал:

– Ты внушаешь мне доверие, парень. Принимай заказ у моих спутников.

– А лично вы что желаете? – деловито осведомился официант.

– Лично мне то же самое, что ему.

Корольков, на которого кивнул Громов, приосанился и значительно откашлялся: