Карантин в Гранд-отеле - [12]

— Меня зовут Одетта Дюфлёр. Здесь, в баре, вы — мой гость…

— Счастлив это слышать.

Он поставил бокал, из которого как раз собирался отхлебнуть. А ведь так хочется сделать хоть глоток холодного шампанского.

— Вы танцуете? — спросила Одетта Дюфлёр.

— Конечно. Разрешите пригласить вас?

Они сделали пару кругов по залитому теперь темно-лиловым светом паркету.

— Танцуете вы отлично, — прошептала директриса.

— Люблю музыку — вот и все. Не так уж трудно танцевать, когда ведешь женщину с такими легкими движениями и таким чувством ритма… Какими духами пахнут ваши волосы? Нет, нет, это не «Лантерик»!… Это «Шалимар»!

— Верно. Вы и впрямь разбираетесь…

Какая-то доля секунды темноты и тишины, и теперь уже ослепительный свет залил помещение. Загнанный зверь привычным легким жестом взял Одетту под руку и направился к своему столику, к шампанскому… Он протянул руку к бокалу…

Странно, что после конца танца не слышно аплодисментов. Вообще, все как будто онемели. С бокалом в руке молодой человек обернулся.

Что произошло?!

Глаза всех присутствующих были устремлены к нему. Одетта, приоткрыв маленький, ярко накрашенный ротик, тоже растерянно глядела на него.

Молодой человек стоял, словно окаменев, не выпуская бокала из рук. Он чувствовал, что произошла какая-то катастрофа… Внезапно он увидел свое отражение в висевшем напротив зеркале и у него мороз пробежал по коже.

За стойкой бара стоял с бокалом шампанского в руке молодой человек в черной, с бархатным воротником куртке миссионера, принадлежащего к одному из самых суровых монашеских орденов.

Глава 12

Именно так. Он стоял перед изумленной публикой в черной куртке с квадратными роговыми пуговицами — одежде людей, проведших по меньшей мере пять лет среди прокаженных и отказавшихся от всех мирских удовольствий… А в руке у него был бокал шампанского. И мгновенье назад он танцевал!…

Сейчас начнется невиданный еще в стенах «Гранд-отеля» скандал, который неминуемо завершится его арестом.

Внезапно молодой человек высоко поднял бокал с шампанским и голосом, в котором звучал металл, сказал:

— Люди! Призрак смерти уже бродит по дому сему! Я пришел, чтобы напомнить вам о невидимой руке, начертавшей письмена на стенах дворца Набупалассара! Напомнить, что среди мраморных колонн и шелковых занавесей чума пишет свое «мене, текел!» так же, как и в хижине последнего рыбака. Я пришел, чтобы танцевать и развлекаться вместе с вами, ибо, быть может, даже глухие уши услышат, даже слепые глаза увидят призрак смерти, когда я высоко подниму этот сосуд греха…

В глухой тишине он высоко поднял бокал, а затем, швырнув его о пол, обвел всех взглядом и, уже отходя от стойки, сказал:

— Для того я и заказал шампанское… Чтобы уничтожить его как символ мирского греха.

Бармен с суеверным страхом прошептал:

— Это я понимаю… Но для чего нужен был лед?… Ответа не последовало, поскольку суровый миссионер уже покинул тяжелыми шагами бар.

Глава 13

Князь Сергей задумчиво проговорил Мод, сидевшей вместe с ним за одним из дальних столиков:

— Нечто фантастическое… В прошлом году в Сингапуре какой-то миссионер выбежал на сцену варьете и начал танцевать вместе с балетом… Отвратительное было зрелище…

Мод не ответила.

Тяжелое впечатление, которое неожиданное событие произвело на общество, понемногу рассеивалось.

— Совершенно неуместный поступок, — сказал советник Маркхейт миссис Вилльерс, вместе с которой он ужинал, предварительно точно установив, что у нее нет никаких признаков бубонной чумы. — Если бы он не был миссионером, его бы стоило привлечь к ответственности за распространение паники на территории, охваченной карантином…

— Кто это был? — взволнованно спросила вдова-сицилианка у господина Вангольда, с которым она успела случайно познакомиться. Коммерсант был до того расстроен отсутствием жены, что, находясь в столь убитом состоянии духа, за ужином по рассеянности сел вместо своего за столик синьоры Релли, а красавица-вдова предложила ему остаться за ее столиком и после того, как недоразумение выяснилось. После ужина они вместе пошли в бар, чтобы немного освежиться.

— Какой-то миссионер, — ответил Вангольд, — больше я о нем ничего не знаю.

— Петер! — подозвала вдова официанта.

— Слушаю, синьора.

— Кто этот миссионер?

— Не знаю, синьора. Сегодня у нас очень много новых гостей, — ответил официант и поспешил к другим столикам, откуда его уже нетерпеливо подзывали. Разбираться со всякими миссионерами — дело управляющего.

— Вас так интересуют миссионеры?

— Да. Девушкой я была влюблена в одного проповедника. Надежды на то, чтобы добиться согласия моих родителей, у нас, к сожалению, не было, и он уехал миссионером к каким-го дикарям. Мой покойный муж был добрым, умным человеком, он любил меня, но я никогда не могла забыть Крессона. Став вдовой, я стараюсь почаще бывать в местах, где можно встретить миссионеров, где… все напоминает мне о нем…

— Вы надеетесь когда-нибудь встретить его вновь? — спросил Вангольд.

— Его нет в живых. Он принес себя в жертву призванию, и я за свой счет поставила ему памятник на его родной земле.

— Его прах доставили на родину? — растроганно спросил Вангольд.