Карантин - [23]
Я подошла к окну и стала смотреть. Это была очень тревожная ночь. “Скорые” въезжали во двор одна за другой и на большой скорости мчались к разным корпусам.
Одна подъехала к нашему корпусу – к дверям реанимации. Она ещё ехала, а из дверей реанимации уже выбежали врачи, три человека в белых халатах, мужчина и две женщины. Была холодная октябрьская ночь, ветер нёс по тротуару вороха листвы, “скорая” ещё ехала – а к ней уже бежали люди в белых халатах… Меня это видение поразило.
В эту минуту я вышла из кокона своих переживаний – и увидела то, что вокруг нас. Я, наконец, осознала (только в эту ночь!) – то, что под нами реанимация.
…Двое мужчин выгрузили из “скорой” носилки и понесли их к дверям – а рядом с носилками бежали врачи, щупали больному пульс, обменивались на ходу информацией с врачами “скорой”…
Я так разволновалась, наблюдая эту картину из своего окна, что не могла потом уснуть до утра. Благодарила Бога за то, что мы здесь, а не этажом ниже. Думала о том несчастном, за жизнь которого сейчас шла борьба. Теперь я поняла, наконец, чьи крики доносятся порой до меня по ночам…
Думала об этих женщинах в белых халатах, выбегающих ночью навстречу “скорой”…
Сейчас там, внизу, – боль, кровь, стоны, – а для них это обычная работа. Господи, какое сердце, какие нервы нужно иметь, чтобы выбрать такую работу!
А ещё я думала о том, какими же они приходят потом домой, эти женщины? И есть ли у них после всего силы вести домашнее хозяйство, любить своих мужей, улыбаться своим детям и радоваться жизни?…
А на следующую ночь мы смотрели в окно вместе с Ксюшей.
Я закутала её в одеяло, мы уютно устроились на моём топчане и долго-долго (все в отделении уже спали) смотрели в тёмное окно, полное тревоги, шороха шин и огней…
“Едет! Ещё одна!” – вскрикивала шёпотом Ксюша.
…А потом Ксюша захотела арбуз. И мы ели его в темноте, почти наощупь, Ксюшу это почему-то очень веселило. Она сказала: “Давай запомним, как мы ночью ели арбуз! Мы ещё никогда не ели арбуз ночью”.
Выписали Антошу. Ура! Перед уходом он хотел взглянуть на Ксюшу, соскучился. Мы-то с ним всё же виделись каждый день и общались, а Ксюньку он видел только разок в окошко. В тот раз он забрался на ясень – и они покуковали друг другу сквозь решётку…
А сейчас он приставил к стене лестницу (она валялась под окном – ремонт), и решил подняться к нашему окну. “Хочу на Ксюньку поглядеть!” Лестница была хлипкой, совершенно ненадёжной, и я испугалась.
“Не надо! Сынок, не надо!” – просила я его.
“Почему, Лисичка? Прикол будет!” – и он уже ступил на эти хрупкие ступени…
“Не надо нам твоих приколов!…” – закричала я, вне себя от страха, что лестница сейчас проломится – и он рухнет.
Антошино лицо, такое весёлое и задорное, тут же померкло. Обиделся. “Ах, не надо?…” Он бросил лестницу под окно – и стремительно пошагал прочь от нашего окна. Милый, любимый, родной мой мальчик, я не хотела тебя обидеть! “Антоша! Антоша, вернись!” – кричала я, но ветер заглушал мои слова, и он уходил всё дальше и дальше… “Почему Атося ушёл?…” – плакала Ксюша, прижавшись лицом к решётке.
“Молодой человек, вас зовут, вернитесь!” – крикнул мужчина, чей-то отец, стоящий под соседним окном. – “Вернитесь, молодой человек!”
Наконец, услышал. Вернулся.
Зарёванная Ксюша прилипла личиком к решётке.
“Сынок, как ты мог?!” – “А что?” – смотрел непонимающе.
“Как ты мог не попрощаться с Ксюшей?”
“Ты же сама сказала: не надо!”
Колючий, обиженный взгляд. Господи, совсем ребёнок ещё. Из-за такого пустяка обидеться! Обидеться до такой степени, что без оглядки причинить боль другому. Тому, кто слабее. Тому, кто ни в чём не виноват.
“Прости, сынок, я не хотела тебя обидеть”.
“Ну, и вы с Ксюшей меня простите…”
Вроде помирились. А в сердце – боль и горечь. Господи, как легко рушатся мостики понимания между людьми!… И кто подкладывает мины под эти мостики?
Что же, так всегда и будет теперь – все наши недоразумения будут ударять по Ксюше?…
“Ну, пока!” – ему, вырвавшемуся на свободу, уже не терпелось идти.
“Пока, сынок. Привет папе. Не забудь передать ему письмо”.
“Не забуду. Пока, Ксюха! Не печалься”.
– Пока, Атося, пока!… – кричала Ксюша и махала сквозь решётку ладошкой, пока Антон не скрылся за деревьями.
Всё. Антоша выписался. Грустно…
Ой, нет! Радостно!
Он ушёл, а я ещё долго смотрела на дорожку, по которой он ушёл, даже не ушёл – а улетел! Стремительный и страстный, переполненный планами и жаждой деятельности: расширение клуба “Переписка”, организация филиалов в разных городах, тематические тусовки, путешествия, СВОЙ журнал!… Литературный журнал клуба “Переписка”!
Дай Бог тебе, сынок, на всё энергии и сил.
Интересно, как сложится наша дальнейшая жизнь в Новом домике? Вроде мы всё обговорили, и не один раз, ты со всем согласился.
Но порой ты соглашаешься лишь для того… чтобы всё сделать по-своему!
Ладно, время покажет, как оно будет. Главное, конечно, не раздражаться друг на друга, если наши взгляды в чём-то не совпадают.
У нас победа!
Во-первых, нам разрешили прогулки. Ура!!!
Во-вторых: я добилась официального разрешения на посещение нас родственниками! (Как будто мы в тюрьме.) Вымолила со слезами…
Книга о том, как непросто быть ребёнком и, одновременно, захватывающе интересно! О том, как жизнь и судьба лепят из ребёнка нестандартную личность. О том, что в детстве нет мелочей, и самое крошечное событие может явиться «ключиком» ко многим загадкам взрослой души…Действие в повести разворачивается одновременно в двух временах — прошлом и настоящем. Главная героиня повести, уже взрослая женщина, отправляется с дочерью-подростком в город своего детства — Оренбург. И оказывается, что Детство — оно никуда не ушло, оно не в прошлом, оно мистическим образом - здесь…Повесть написана ярким, образным языком, смешное и грустное на этих страницах - рядом.Книга адресована всем неравнодушным родителям.
Первая книга трилогии «Побережье памяти». Москва, конец шестидесятых – начало семидесятых годов. Молодая девушка из провинции оказывается в столице. Книга о том, как не потеряться в толпе, как найти себя в этой жизни. И вместе с тем – об удивительных людях, помогающих определить свою судьбу, о великой силе поэзии, дружбы и любви.
Отрочество. И снова предельная искренность, обнажённость души. Ценность и неповторимость каждой жизни. Мы часто за повседневными заботами забываем, что ребёнок – не только объект для проверки уроков и ежедневной порции нравоучений. Чтобы об этом задуматься, очень полезно прочитать эту книгу.Воспоминания подобраны таким образом, что они выходят за рамки одной судьбы, одной семьи и дают нам характерные приметы жизни в нашей стране в 60-е годы. Те, кому за 50, могут вспомнить это время и узнать здесь свою жизнь, свои переживания и вопросы, на которые в то время невозможно было найти ответы.
Вторая книга трилогии «Побережье памяти». Волнующий рассказ о людях семидесятых годов 20 века – о ярких представителях так называемой «потаённой культуры». Художник Валерий Каптерев и поэт Людмила Окназова, биофизик Александр Пресман и священник Александр Мень, и многие, многие другие живут на этих страницах… При этом книга глубоко личная: это рассказ о встрече с Отцом небесным и с отцом земным.
Третья книга трилогии «Побережье памяти». Рассказ о рождении сына, о радостях материнства. О друзьях, поддерживающих героиню в жизненных испытаниях. О творчестве, которое наполняет жизнь смыслом. О том, как непросто оставаться собой в мире соблазнов и искушений. Книга о вере и любви.На страницах романа читатель встретит замечательных людей: Юрия Никулина и Евгения Долматовского, отца Александра Меня и отца Дмитрия Дудко, Ролана Быкова и многих других… Как и два предыдущих романа трилогии, так и третья книга являются сплавом прозы и поэзии, лирики и драматизма.
Эта необычная по жанру книга, посвящённая психологическим проблемам семьи, читается как увлекательная повесть. На реальном житейском материале здесь рассматриваются отношения между детьми и родителями. Особенное внимание уделено сложностям воспитания детей с большой разницей в возрасте. Читатель найдёт здесь множество ситуаций из современной жизни, осмысление которых помогает творческому человеку ориентироваться в лабиринте семейной педагогики.Мария Романушко – автор нескольких стихотворных книг, а также повестей и рассказов, посвящённых детству и творчеству (“Наши зимы и лета, вёсны и осени”, “Побережье памяти”, “Не прощаюсь с тобой”, “Карантин” и пр.).
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.