Карантин - [20]
– Но если человека мало любят, он именно таким и становится. Как эта недобрая волшебница из сказки. Я думаю, она стала такой именно потому, что её не любили…
Ксюша закрылась с головой одеялом, давая понять, что разговор окончен.
А я сидела рядом с её постелькой, чувствуя смертельную усталость, и мне в ту минуту не очень хотелось жить. Мысли роились в голове самые мрачные…
Я так люблю её, я так стараюсь, чтобы ей в этом мире было со мной хорошо – и в ответ такое раздражение! Почему? Что я делаю не так? Почему ей плохо от того, что я поцеловала её?
Как научить Ксюшу ОТВЕЧАТЬ на любовь, не прятаться в своей скорлупе? Чем я могу помочь ей? Можно ли тут что-то изменить? Наверное, нет… (думала я в ту горькую минуту).
Наверное, это гены виноваты, думала я. Не одна ведь Ксюша в нашей семье такая. Старшая Ксюшина сестра не такая разве? Сколько раз Анюта поцеловала Ксюшу? НИ РАЗУ! За 4 года 9 месяцев НИ РАЗУ. А ведь Анюта любит Ксюшу, и Ксюша обожает её. И при этом НИ РАЗУ за почти пять лет Ксюшиной жизни не было позыва ни обнять, ни поцеловать друг друга. Что это??? Птички, зверушки – и те ласкаются, а две девочки, две любящие сестры – НИКОГДА! Так в моих ли силах что-либо изменить?…
Они могут сидеть рядом на тахте, одной четыре года, другой уже двадцать пять, Анюта мастерит какую-нибудь игрушку, у неё это здорово получается, Ксюня смотрит с восхищением, они перешучиваются, – и при этом между ними как будто стеклянная стена.
Непостижимая для моего понимания сдержанность чувств.
Гавр говорит: “Это от застенчивости”.
Не знаю, не понимаю… Можно стесняться посторонних, но своих, близких?… Не понимаю.
Ночью, вместо того, чтобы спать, наплакалась от души. Первый раз за всё больничное пребывание. А утром, когда пришёл Антоша, выплеснула на него всё своё отчаянье. Хотя понимаю, что нельзя на детей выплёскивать свои проблемы. Но эта проблема – не только моя. Она общесемейная. И нам всем нужно попробовать, постараться понять нашу девочку.
Мы долго сидели с Антошей в промятых креслах у лифта, я, не в силах сдержаться, опять плакала, вот, совсем раскисла, нехорошо это, а сынок гладил меня по голове, утешал, как ребёнка.
“Милый мой мальчик! Ты-то хоть меня любишь?” – “Конечно, люблю, мамася. Да и Ксюша тебя любит, я уверен”.
– Тогда почему же она отталкивает меня?!
– Просто, я думаю, наша Ксюша слишком быстро выросла из детства…
От его слов мне стало ещё печальнее. Я вспомнила, какой Ксюша была ласковой в раннем детстве. Как она расцеловывала каждого из нас перед сном! И меня, и папу, и «Атосю». В лоб, в глазки, в щёчки, в подбородок и даже в нос! “Ксюня, хотя бы в нос не целуй!” Всячески уворачивались, – но она со смехом добивалась своего!
– Антоша, помнишь?
– Помню…
– Что же с ней случилось?
– Вот, слишком стремительно прожила своё детство…
– Да, наверное, ты прав, как это ни грустно. У меня, действительно, нет ощущения, что я общаюсь с четырёхлетним ребёнком. Ей не четыре – ей четырнадцать! У неё переломный возраст со всеми его странностями и заскоками. И если думать именно так: что ей четырнадцать, – то всё объяснимо и ничего странного в её поведении нет. Многие подростки бунтуют против нежностей, отстаивая таким способом свою независимость.
– Да, это так.
– Но ты был другим.
– Я был другим… А Ксюша – такая. Она очень необычный человек.
– Слава Богу, хотя бы ты не отталкиваешь меня.
Антон крепко держал меня за руку, и рука у него – сильная и горячая. Эта рука не даст мне утонуть в волнах отчаянья…
Когда я вернулась в палату, Ксюша сидела и вырезала. Она не спросила меня, где я так долго была, и почему у меня заплаканные глаза. Не заметила? Или ей просто всё равно?
– Посмотри, как я петуха здорово вырезала! – сказала она и протянула мне вырезанного петуха.
– Очень здорово. И хвост, и гребень. Молодчина.
Ну, что ж: так – значит, так. Вот сидит рядом со мной моя доченька. Да, странная, да, непонятная, да, непостижимая. Да, не любит и не умеет целоваться. (На данном этапе жизни. Почему-то разучилась). Так что ж с того? Просто все люди разные… ОНА – ТАКАЯ. И я её люблю. Люблю бесконечно. И буду с ней до тех пор, пока она будет во мне нуждаться.
Конечно, и она любит меня. Разве я не знаю, не чувствую этого? Но она передаёт мне свою любовь, свою нежность не через прикосновения и поцелуи, – а по-другому. Вот она сидит рядышком и вырезает очередного петушка, и просит: “Давай вырезать вместе”. Это и есть её объяснение в любви. А ещё она просит: “Расскажи мне ещё что-нибудь о своём детстве”. Это и есть её нежность, её ласка. Ей всё интересно про меня, она готова слушать меня все дни напролёт, с утра до вечера, – разве это не объяснение в любви? Кому ещё были так интересны подробности моей жизни, все эти детские истории, и не только детские, мои воспоминания о тех, кого я люблю. Кто ещё с такой жадностью, с таким терпением, с таким ненасытным вниманием слушал меня? впитывал?… Разве это не объяснение в любви? Разве это не близость? Разве это не глубже всех прочих, других проявлений любви?
– Расскажи ещё что-нибудь, мне интересно.
– Слушай…
Наше с Ксюшей больничное общение, этот наш уже-почти-месяц очень напоминают мне другой месяц: апрель 74-го года в Риге – мы с отцом в клинике Страдыня. Когда дни проходили в этом же ненасытном: “Расскажи!” – “Слушай… ”
Первая книга трилогии «Побережье памяти». Москва, конец шестидесятых – начало семидесятых годов. Молодая девушка из провинции оказывается в столице. Книга о том, как не потеряться в толпе, как найти себя в этой жизни. И вместе с тем – об удивительных людях, помогающих определить свою судьбу, о великой силе поэзии, дружбы и любви.
Отрочество. И снова предельная искренность, обнажённость души. Ценность и неповторимость каждой жизни. Мы часто за повседневными заботами забываем, что ребёнок – не только объект для проверки уроков и ежедневной порции нравоучений. Чтобы об этом задуматься, очень полезно прочитать эту книгу.Воспоминания подобраны таким образом, что они выходят за рамки одной судьбы, одной семьи и дают нам характерные приметы жизни в нашей стране в 60-е годы. Те, кому за 50, могут вспомнить это время и узнать здесь свою жизнь, свои переживания и вопросы, на которые в то время невозможно было найти ответы.
Третья книга трилогии «Побережье памяти». Рассказ о рождении сына, о радостях материнства. О друзьях, поддерживающих героиню в жизненных испытаниях. О творчестве, которое наполняет жизнь смыслом. О том, как непросто оставаться собой в мире соблазнов и искушений. Книга о вере и любви.На страницах романа читатель встретит замечательных людей: Юрия Никулина и Евгения Долматовского, отца Александра Меня и отца Дмитрия Дудко, Ролана Быкова и многих других… Как и два предыдущих романа трилогии, так и третья книга являются сплавом прозы и поэзии, лирики и драматизма.
Книга о том, как непросто быть ребёнком и, одновременно, захватывающе интересно! О том, как жизнь и судьба лепят из ребёнка нестандартную личность. О том, что в детстве нет мелочей, и самое крошечное событие может явиться «ключиком» ко многим загадкам взрослой души…Действие в повести разворачивается одновременно в двух временах — прошлом и настоящем. Главная героиня повести, уже взрослая женщина, отправляется с дочерью-подростком в город своего детства — Оренбург. И оказывается, что Детство — оно никуда не ушло, оно не в прошлом, оно мистическим образом - здесь…Повесть написана ярким, образным языком, смешное и грустное на этих страницах - рядом.Книга адресована всем неравнодушным родителям.
Вторая книга трилогии «Побережье памяти». Волнующий рассказ о людях семидесятых годов 20 века – о ярких представителях так называемой «потаённой культуры». Художник Валерий Каптерев и поэт Людмила Окназова, биофизик Александр Пресман и священник Александр Мень, и многие, многие другие живут на этих страницах… При этом книга глубоко личная: это рассказ о встрече с Отцом небесным и с отцом земным.
Эта необычная по жанру книга, посвящённая психологическим проблемам семьи, читается как увлекательная повесть. На реальном житейском материале здесь рассматриваются отношения между детьми и родителями. Особенное внимание уделено сложностям воспитания детей с большой разницей в возрасте. Читатель найдёт здесь множество ситуаций из современной жизни, осмысление которых помогает творческому человеку ориентироваться в лабиринте семейной педагогики.Мария Романушко – автор нескольких стихотворных книг, а также повестей и рассказов, посвящённых детству и творчеству (“Наши зимы и лета, вёсны и осени”, “Побережье памяти”, “Не прощаюсь с тобой”, “Карантин” и пр.).
«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Имя полковника Романа Романовича фон Раупаха (1870–1943), совершенно неизвестно широким кругам российских читателей и мало что скажет большинству историков-специалистов. Тем не менее, этому человеку, сыгравшему ключевую роль в организации побега генерала Лавра Корнилова из Быховской тюрьмы в ноябре 1917 г., Россия обязана возникновением Белого движения и всем последующим событиям своей непростой истории. Книга содержит во многом необычный и самостоятельный взгляд автора на Россию, а также анализ причин, которые привели ее к революционным изменениям в начале XX столетия. «Лик умирающего» — не просто мемуары о жизни и деятельности отдельного человека, это попытка проанализировать свою судьбу в контексте пережитых событий, понять их истоки, вскрыть первопричины тех социальных болезней, которые зрели в организме русского общества и привели к 1917 году, с последовавшими за ним общественно-политическими явлениями, изменившими почти до неузнаваемости складывавшийся веками образ Российского государства, психологию и менталитет его населения.
Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.
Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.
Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.
О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.