Карандаш надежды. Невыдуманная история о том, как простой человек может изменить мир - [29]

– Вы ведь будете нашими первыми ученицами? – спросил я и опять понял, что первый шаг, чтобы это стало реальностью, – произнести предложение вслух. Они, конечно, ни слова не знали по-английски, но захихикали, показав, что все понимают.

– Здорово, правда? – сказал я, и они снова с удовольствием рассмеялись. Этот момент прекрасно отражал всю красоту и невинность этих маленьких девчушек, будущих наших школьниц. Кроме того, он показывал сопричастность каждого из нас ко всему человечеству, вне зависимости от того, похожи ли мы друг на друга и говорим ли на одном языке.

Той ночью я опубликовал ролик в Facebook и в теги добавил всех, кто тяжело трудился, внося вклад в эту первую школу. Я был решительно настроен сделать «Карандаши надежды» максимально прозрачной организацией, показать людям, что их пожертвования, вне зависимости от размера, глубоко меняют жизни.

На следующее утро, проснувшись, я увидел, что видео вызвало огромный отклик. За ночь я получил письма, сообщения и комментарии и от друзей, и от совершенно незнакомых мне людей. Все хотели участвовать. Школа перестала быть моим личным желанием поблагодарить Ба за ее жертвы. Теперь важны были три эти девочки и бесчисленное множество других, на которых мы сможем повлиять, если движение станет шире.

Вскоре один из друзей связал меня по электронной почте с Бобом Эндерсоном, основателем организации Community Learning International, занимающейся строительством общинных образовательных центров, библиотек и школ в провинции Луангпхабанг. Мы встретились за ужином на берегу Меконга, и Боб рассказал, что живет в Лаосе уже более десяти лет. Его знание страны, людей и работы неправительственных организаций очень впечатляло.

– Сколько вы заплатили за школу? – поинтересовался Боб.

– Мы сотрудничали с Министерством образования и партнерской организацией, поэтому получили подробную смету, а потом заплатили им, чтобы нанять подрядчика, – объяснил я. – Мы строим школу из одного большого класса и санузла, и после вклада деревни – более десяти процентов стоимости – получается примерно 15 тысяч долларов.

– Мы строим школы с одним классом за десять тысяч, – сказал Боб.

Я не поверил своим ушам. Как у них получается уложиться в сумму на пять тысяч меньше?

Боб объяснил, что у них в штате есть местный архитектор, Сомлат, поэтому после официального согласования строительства деньги не выходят из их организации, за исключением зарплат и покупки стройматериалов у оптовиков по местным ценам. Они обходят подрядчиков, потому что делают все сами. Я даже не подозревал, что такое возможно.

Боб предложил мне съездить с Сомлатом в несколько деревень, которые они рассматривали как потенциальные места строительства, и я ухватился за эту возможность.

– Особенно я хочу, чтобы вы посмотрели Пхайонг, – сказал Боб. – Мы много лет хотим начать там работу, но пока у нас не хватает средств.

Спустя несколько дней мы с Сомлатом тряслись в тук-туке. Чтобы попасть в деревню, надо было четыре часа ехать на север. Он объяснил, что во время сезона дождей, который в этих местах длится с июня по сентябрь, оползни смыли проселочную дорогу, вившуюся по обрывистым склонам, и Пхайонг был совершенно отрезан от внешнего мира. Во время этого жутковатого путешествия нам несколько раз пришлось слезать и толкать тук-тук в гору. Мы старались изо всех сил, надеясь, что сумеем продолжить путь и не застрянем в этой глуши. К счастью, двигатель заработал, и мы успели до заката.

Вся деревня состояла из бамбуковых хижин без электричества. Дети бегали голышом, младенцев матери носили на лямках за спиной. Половина из более чем 500 жителей Пхайонга были по национальности хмонгами, а остальные принадлежали к народности кхму. Они жили и вели хозяйство бок о бок, но при этом не могли друг с другом общаться, потому что говорили на разных языках. Единственным шансом на объединение было образование. В центре деревни стояло неказистое строение с одной комнаткой, сложенное из гниющих бревен и покрытое ржавой крышей из рифленой жести.

– Здесь у них школа, – сказал Сомлат.

– Для какого класса? – поинтересовался я.

– Для всех. У них больше ничего нет, поэтому они учат детей только с десяти до двенадцати лет и уже четырнадцать лет добиваются, чтобы им построили школу.

Я с недоверием покачал головой. Мимо проходил паренек, и Сомлат начал болтать с ним на местном диалекте. Потом он повернулся ко мне:

– Ему восемь лет. Для младшего возраста здесь нет ни классов, ни учителей, поэтому он не может написать и прочитать собственное имя.

– Спроси у него: если бы он мог получить что угодно, что бы он пожелал?

Сомлат выслушал и перевел:

– Он хотел бы ходить в школу, мистер Эй-Би.

Иногда что-то понимаешь головой, а иногда – чувствуешь сердцем. Разум дает логику и рациональное обоснование, но вера живет именно в сердце. В моменты неуверенности, когда приходится выбирать между двумя путями – поддаться страху поражения или пойти к мерцающему лучику шанса, – сделайте правильный выбор и погрузитесь в жизнь, которой будете гордиться.

Я понятия не имел, что произойдет за этот месяц в Лаосе. Я не знал, будет ли успешной церемония подписания меморандума, получится ли заложить фундамент нашей первой школы, удастся ли поделиться успехами с нашими сторонниками на родине. Но во мне жила вера, что все сработает, и эта вера позволила мне говорить языком человека, которым я хочу стать когда-нибудь в будущем. Чем больше мы говорим голосом нашего самого честолюбивого «я», тем сильнее притягиваем будущее к настоящему. Именно это заставило меня положить 25 долларов на банковский счет, привело в мою жизнь Нут, Нит и Тамун, и именно поэтому я проехал в сломанном тук-туке через горы в селение, которое отчаянно нуждалось в школе для самых уязвимых маленьких человечков.