Карачун - [3]

Тем временем Колин стремглав вылетел во двор — поглядеть, как там ручей найдёт кратчайший путь к своей свободе, а затем помчится по крутому склону от их домика к своему старому руслу в низине. Увидеть, как поток, бурля и кувыркаясь, впервые падает с отвесной скалы за садом — о, это уж точно зрелище, ради которого стоит жить!

«Хорошо ещё, что у ручья нет шеи, которую можно свернуть, иначе это случалось бы по двадцать раз в минуту, не меньше, — думал Колин. — А всё же, как весело и ловко скачет он вниз с камня на камень! Я бы тоже с удовольствием так попрыгал, если б не моя шея…»

Весь вечер мальчик метался то в сад, то в дом, не находя себе места, не зная ни минуты отдыха. Сначала — вверх, к месту соединения отводного канала и старого русла; оттуда, следуя за течением, — вниз, к домику, к входному отверстию в стене… Потом через комнату — и снова наружу, ко второй зияющей бреши, чтобы посмотреть, как поток, покидая их жилище, быстро мчится через двор и величественно устремляется вниз по тёмной скале.

Спустилась ночь, и звёзды отразились на мокрых камнях, и с гор повеяло прохладой. Наконец отцу удалось убедить Колина, что пора спать. С сожалением бросил ребёнок последний взгляд на воду, которая струилась теперь совершенно чистая, прозрачная и спокойная, и, вздохнув, повиновался. Следом улёгся и отец.

Глава вторая Сказочный флот

Кровать отстояла от потока на пару ярдов, а Колин, всегда первый вскакивавший поутру, спал с краю. Не в силах преодолеть внутреннего возбуждения, мальчик лежал в тот вечер без сна, пристально вглядываясь в слабое мерцание воды при тусклом красноватом свете углей в камине, укрытых тихо тлеющим дёрном, и прислушивался к мелодии ручья, который, журча, спешил через дом — снова во тьму. Через некоторое время бормотанье струящейся по полу воды сложилось для него в бесконечный напев колыбельной, который повторялся, и менялся, и томил, и успокаивал — и в конце концов усыпил его.

Вскоре, однако, мальчик понял, что снова не спит. Он прислушался к звукам деловито журчащего течения, плавным и неутомимым, и вдруг заметил, что в стройном их хоре сосредоточено как будто больше отдельных тонов, чем прежде — тогда, когда он, Колин, ещё только засыпал. Среди прочих оттенков и призвуков можно было различить тихое деревянное постукивание, которое напоминало удары крошечных корабельных бортов друг о друга, и тоненький щебечущий говорок, перемежавшийся нежным смехом, переливчатым и лёгким, как летний перезвон вересковых колокольчиков… Колин открыл глаза.

Сияла полная луна, ярко освещая собравшихся на перекур паромщиков сверху и снизу — своим отражением в плоском зеркале тёмной воды. Только что прибывшие лодочки и маленькие парусники, сгрудившись, перекрыли выход потока из дому, словно устроив запруду в устье реки, впадающей в океан — и полноводный, поднявшийся в берегах ручей лежал вровень с полом комнаты. Однако отыскать взглядом хоть полоску открытой воды было почти невозможно — разве что догадавшись по случайному зыбкому мерцанию её в просветах меж устремившимися к причалу крохотными судами таинственного флота, живущего в каком-то своём чудесном ритме. Матросы на рейде, впрочем, были заняты делом вполне серьёзным: как самые настоящие моряки в подобной ситуации, они швартовались вдоль берега либо перегоняли свои судёнышки выше по течению и просушивали их, вытянув из воды. В лунном сиянии отливали волшебной белизной маленькие паруса, приспущенные и лениво раздувавшиеся на мачтах под лёгким бризом, который стелился над водой. Множество лодчонок пыталось пробиться сквозь случайные заторы, сверкая мокрыми вёслами; тоненькие голоса сердито перекликались, миниатюрные ножки перебегали с места на место, цепкие ручки с упорством тянули прочные, толщиною с суровую нитку канаты, закреплённые на миниатюрных блоках из полированной слоновой кости…

Изящные дамы стояли небольшими группами на берегу, в их дивных красочных нарядах преобладал зелёный цвет; за дамами ухаживали стройные кавалеры, с ног до головы одетые в зелёное же, как кузнечики, но — с красными и жёлтыми перьями на шляпах. На противоположном берегу потока торжественно высадилась Королева. Мгновенье — и вот уже танцоры, не меньше двух десятков, в неторопливой, размеренной процессии сопровождали прогулку Её Величества вдоль ручья…

Озадаченное лицо Колина, наблюдавшего за таинственными пришельцами прямо из постели, как из засады, казалось, принадлежало сердитому Великану-людоеду, которого потревожила суета досаждающей ему мелюзги.

После нескольких танцев Королева знаком повелела всем остановиться, и Колин услышал, как её звонкий, серебристый голосок капризно произнёс:

— Вот скучища! И надоела же мне эта глупая солидность! К чему вести себя так же чинно и уныло, как эти здоровяки из человечьего мира? Давайте-ка поиграем в «Гоп-скок!.. Куку-кукареку!..»

По королевскому повелению группы танцующих разбились надвое, и маленькие загадочные существа — женщины и мужчины порознь — принялись резвиться всяк по своему собственному разумению.

Незваные гости разбрелись по спящему дому, и большинство из них Колин потерял из виду. Он прилёг, наблюдая за озорными выходками двух проказников, которые вели себя так развязно, что больше походили на ярмарочных клоунов, чем на благовоспитанных джентльменов, которыми выглядели пять минут назад. И вдруг прямо над самым ухом его прозвучал тихий детский голосок — да так неожиданно, что мальчик вздрогнул. Он тщательно осмотрелся, обследовав всё пространство вокруг своей подушки, однако ничего и никого не обнаружил.