Карабарчик - [7]

— Эка беда! Был Атаман, да сплыл. В печку его теперь… — Помолчав, Чугунный промолвил: — Я знаю, кто коня искалечил.

— Кто?

— Степанко. Забегал сейчас ко мне в пригон[7], хвастал, что сломал у тебя игрушку.

У Кирика созрел план мести. Вечером, когда стало темно, он вышел из избы и поднялся на хозяйское крыльцо.

Дверь открыла Варвара.

— Степанко дома?

— Дома. На что тебе?

— Мне бы только на его лошадку посмотреть.

— Нашел время! — проворчала Варвара, но впустила мальчика в дом.

Степка сидел за столом. Зотникова не было видно.

— Можно твою лошадку посмотреть? — дрожа от волнения, спросил Кирик.

— В горнице стоит, в углу, — ответил Степка и направился с Кириком в комнату.

Кирик еще в дверях увидел блестящего коня, который так поразил его на елке. Он взял игрушку в руки и, сделав шаг к печи, без колебаний бросил в огонь.

Раздался отчаянный рев Степки. Кирик метнулся мимо остолбеневшей Варвары и, распахнув дверь, кубарем скатился с крыльца. Через минуту он был на скотном дворе и, спотыкаясь в темноте о спящих коров, забился в солому.

Было слышно, как по двору быстро прошел с фонарем в руке Евстигней, должно быть, направляясь к избе Чугунного.

Вскоре огонек замелькал возле коровника. Затем послышался голос хозяина:

— Куда он, бродяга, девался?

Свет фонаря упал в угол скотного двора, перекинулся в другой.

Кирик лежал не шевелясь. Через несколько минут раздались удаляющиеся шаги и грязная брань хозяина. Прогремела цепью собака, и все стихло. Кирик забрался глубже в солому и задремал.

Разбудил его крик петухов. Ежась от холода, он поднялся на ноги. Куда идти? В Тюдралу к Яньке нельзя — хозяин непременно найдет. Лучше в тайгу — там можно встретить чье-нибудь жилье.

Кирик вспомнил, что Степка прятал лыжи под крыльцо, и прокрался к хозяйскому дому. Действительно, лыжи были на месте, и Кирик осторожно потянул их к себе.

«Нужно выбираться задами, через скотный двор — тогда не скоро заметят», — подумал мальчик.

Поднявшись на крышу коровника, где было сложено сено, Кирик скатился в мягкий сугроб и ощупью направился вдоль стены.

Мальчик прополз несколько метров и стал на лыжи. Перед ним темнела тайга. Он пошел торопливо, отдаляясь все больше и больше от заимки. Наступал рассвет — серый, неласковый. В его сумраке Кирик натыкался то на кустарник, то на старый бурелом, оголенные ветви которого торчали из-под снега. Когда скупое зимнее солнце поднялось над тайгой, мальчик выбрал место под пихтой и снял лыжи. Отдохнув, пошел дальше. В полдень он поднялся на перевал в надежде увидеть где-нибудь дымок, но все было покрыто снегом, и ничто не напоминало о близком жилье человека.

Кирику стало страшно одному в холодном безмолвии леса, и он хотел было повернуть обратно, но, представив себе, что ждет его у Зотникова, зашагал еще быстрее вперед.

К вечеру, спустившись с перевала, мальчик наткнулся на лыжный след. Но человек, видимо, прошел здесь давно — это было заметно по завьюженной лыжне. Не спуская с нее глаз, Кирик прибавил шагу. В сумерках остановился на опушке широкой поляны, наломал сухих веток и пошарил по карманам в поисках спичек. Коробки не было… Ночь тянулась томительно долго. Мучил голод.

«Только бы не уснуть!» — думал он и, чтобы прогнать дремоту, садился, вставал, ломал на мелкие части хворост.

Перед утром подул ветер. Под его напором качались голые верхушки деревьев, и с нижних ветвей комьями падал снег. Мороз крепчал. Голова Кирика клонилась все ниже и ниже. Выглянуло солнце. Мальчик открыл отяжелевшие веки и увидел рядом с собой небольшую ель, осыпанную изумрудами блестящих снежинок. Где он видел ее раньше? В доме Зотникова?

Ему казалось, что под елью стоит и тот старик в белом тулупе, в корзине у которого была чудесная лошадка.

Потом почудилось, что где-то недалеко хихикнул противный писарь и повертел перед глазами конфеткой.

Вдруг чья-то сильная рука подмяла мальчика на ноги. Напрягая силы, Кирик открыл глаза: перед ним стоял незнакомый охотник, возле вертелась небольшая собака из породы сибирских лаек.

— Ну, малыш, тебе повезло! — сказал охотник по-алтайски. — Если бы не моя собака, замерзать бы тебе в тайге… Правда, Мойнок? — обратился незнакомец к собаке.

Пес ласково вильнул хвостом.

Человек, нашедший Кирика, был молодой охотник Темир.

— Как тебя зовут?

— Карабарчик.

— О, Скворец! Как же ты сюда попал?

Кирик рассказал историю с конем, рассказал и про свое бегство с заимки Зотникова.

— Этого богача я знаю… — Брови охотника сдвинулись. — Он друг кривого Яжная и Кульджинова — двух пауков Теньгинской долины.

Темир развел костер, вскипятил чай. Достал из сумки копченый сыр и подал Кирику.

— Ешь и ложись спать, — сказал он. — Завтра утром пойдем на наше стойбище в Мендур-Сокон к дедушке Мундусу.

Наломав веток, охотник устроил Кирику постель и улегся рядом с ним у огня…

На стойбище пришли на следующий день к вечеру.

— Живого скворца под пихтой нашел, вот он! — Молодой охотник подтолкнул Кирика к старику, сидевшему у огня.

— Однако, алтайский мальчик, — подслеповатые глаза Мундуса уставились на Кирика. — Чей ты?

— У него родных нет. Жил у русского заимщика Зотникова, друга Яжная и Кульджинова.