Кара - [18]

«О Серкет, богиня-скорпион, где твое жало?»

Савельев вдруг явственно ощутил, что никчемное празднество это затянулось, и больше всего на свете захотелось ему снова заняться прерванной расшифровкой непонятных знаков, начертанных на массивной золотой плите, которую десять восходов тому назад нашли в древнем фундаменте храма Птаха в Мемфисе.

Тамошние жрецы, разуверясь в собственных силах, а также будучи наслышаны о способностях Юрия Павловича, обратились к нему за помощью — и не зря. Уже было ясно, что надпись касается легендарного основателя государства египетского первого фараона божественной династии святейшего Менеса. Однако не так интересен он сам, как помогавший ему, согласно преданиям, в этом деле великий маг и просветитель Гермес Трисмегист, которому было открыто столько, что до сих пор его считают богом мудрости Тотом. Говорят, что еще при жизни чародей вознесся на небо, однако, прежде чем уйти, он оставил Менесу нечто, сделавшее того необыкновенно могущественным.

Предания говорят, что первый царь Верхнего и Нижнего Египта был способен влиять на разливы Нила и одним движением ладони останавливал бешено мчавшиеся на него полчища колесниц. Но следующие фараоны династии такими талантами не обладали, откуда возникал естественный вопрос: а не захоронено ли что-то необычное в гробнице легендарного правителя?

«Неплохо бы найти ее», — мысленно согрешил Юрий Павлович, но в этот момент в ноздри ему ворвался запах пота, смешанного с мускусом, и почтительный голос жреца низшего ранга прервал ход его размышлений:

— Достопочтимый Снофру, соблаговоли принять первые дары Исиды.

Он начал поворачивать голову, и внезапно все вокруг него вспыхнуло, глаза Савельева зажмурились, а открыл он их, уже сидя рядом с кроватью умирающей в смрадной комнате петербургской коммуналки.

«Ну и ну». — Секунду Юрий Павлович пытался осознать случившееся, но никаких нормальных объяснений не находилось. Взглянув на лежавшее неподвижно тело, он тихонько позвал:

— Мама, ты спишь?

Больная даже не пошевелилась в ответ. Словно подброшенный пружиной, Савельев вскочил на ноги, нагнулся над ее изголовьем и мгновенно понял все: глаза Ксении Тихоновны были широко открыты и, лишенные всякого выражения, неподвижно смотрю ли куда-то вдаль.

— Мама… — внезапно горло Савельева что-то мягко стиснуло, не хватило сил даже для крика. Чувствуя, как глазам становится горячо, он припал губами к материнской руке, но тут же отпрянул, и лицо его исказилось от ужаса непонимания: вместо указательного пальца, на котором покойная носила кольцо, виднелся отвратительного вида обрубок с наполовину содранной кожей и бело-розовой, наискось перекушенной костью.

Глава десятая

«Что за чертовщина». — Савельев инстинктивно схватился за свой собственный указательный палец, но тут же в изумлении замер: только что надетое кольцо сидело так плотно, будто носили его лет десять не снимая. Осознав, что избавиться от него обычным путем навряд ли возможно, Юрий Павлович подумал: «Просто фильм ужасов какой-то».

Однако, несмотря ни на что, мысли его сразу потекли в ином направлении. Кликнув моментально заголосившую тетю Пашу, ликвидатор на собственном опыте вскоре убедился, что убрать среднестатистического жителя в постперестроечной России гораздо проще, чем отправить его в последний путь. В качестве билета поначалу необходима бумажка от врача, на основании которой дается заключение из морга, затем кончину заверяют в загсе и наконец в печальной этой песне минорный заключительный аккорд берут халтурщики из похоронного бюро.

Самой покладистой инстанцией оказалась церковь Воскресения Христа, что на Обводном канале.

— Привозите тело, — густой мужской голос заставил Савельева отодвинуть трубку подальше от уха, — отпоем усопшего, как закажете, панихида согласно устава, положите с вечера — заберете утром, довольны будете.

— Спасибо. — Юрия Павловича передернуло, а в голове его внезапно раздалось пение на древнем языке: «С миром, с миром, на Запад, в Абидос, обиталище мертвых», — и перед ним возникли крутые мрачные взгорья на левом берегу Нила, испещренные отверстиями склоны которых служили местами захоронений.

С быстротою молнии надвинулись на Савельева освещенные факелами стены покоев, зарябило в глазах от многоцветья восковых красок, и он вдруг явственно ощутил, как пахнут тысячелетия — затхло.

«Хреновина какая-то». — Ликвидатор энергично потер лицо, пытаясь вернуться в свое время. Между тем во входную дверь позвонили, и кинувшаяся открывать тетя Паша вернулась с суетливым молодым человеком в хорошей кожаной куртке — приемщиком заказов из похоронной конторы, вызванным Юрием Павловичем по телефону.

Сын покойной был краток — оплатив похороны по высшему разряду, он от себя добавил еще триста долларов и, пристально взглянув служителю Анубиса в глаза, тихо сказал:

— Только вы уж не разочаруйте меня, пожалуйста.

Молодой человек в куртке разбирался в людях прекрасно — работа такая, — а потому, без промедления организовав отправку почившей в морг, лично направился проверить, чтобы место под могилу было отведено на сухом месте, и на прощание заверил: