Кара небес, или Правда о Тунгусской катастрофе - [26]

Электрический разряд, произошедший через считанные минуты после взрыва Тунгусского метеорита, является единственным агентом, способным вызвать резкое повышение уровня ионизации на значительной площади. Любой электрический разряд, происходящий в атмосфере Земли, сопровождается вспышками рентгеновских и гамма-лучей. Любой разряд представляет собой движение свободных электронов под действием поля. Однако во время вижения ускорившиеся электроны взаимодействуют с молекулами воздуха (грубо говоря, налетают с разбегу) и тормозятся. Если школьник с разбегу встретится с дверью, то результатом его торможения будут искры из глаз. Если электроны затормозятся, то тоже будут последствия, правда, в виде коротковолнового, то есть жесткого излучения. Естественно считать, что разряд Тунгусской катастрофы не явился исключением.

Этот ненормальный разряд никак не шел у меня из головы. Допустим, что разряды, достигающие ионосферных высот, возможны. Но его интенсивность. Где мне взять недостающие один-два порядка величины? А может, они в расчетах проврались? Считали-то для точечного источника.

Выпьем с горя… кружку спрайта?

В подобных раздумьях я как-то вечером металась по комнате. И вдруг хохлатый желтопуз произнес:

— Спрайт.

— Что? — переспросила я.

— Спрайт, спрайт, спрайт, — истерично вопил он.

— Ты хочешь эту пучащую жидкость в ядовито-зеленых бутылочках? Зачем она тебе? — недоумевала я.

Птах презрительно отвернулся и начал что-то бормотать себе под нос, а до меня доносились только отдельные слова: «жрица», «любовь» и «дура». Открутить что ли ему голову?

Чуть позже я села за стол и стала механически перебирать свои и Володины бумажки, надеясь, что умная мысль либо сама забредет в голову, либо что-то ее подтолкнет. И вдруг среди последних бумаг, принесенных Андреем, я наткнулась на страничку, вырванную из какого-то журнала. Я даже подпрыгнула от удивления. На ней был изображен молниевый разряд. Молнии змеились вверх. Они поднимались над лохматыми тучами и, расширяясь, тянулись прямо к ионосфере.

А ведь несколько лет назад было много шума по поводу некоего странноватого открытия. Я вспомнила, как пыталась тогда разобраться в феномене, который креативщики от науки вытащили на общественное обозрение. Попавшаяся мне в руки страничка как раз иллюстрировала соответствующую теорию. Мистика какая-то: вроде бы я ее не помнила в своих документах, а вот ведь, взялась же невесть откуда — да еще и попалась в нужный момент под руку! Не мудрствуя лукаво, я решила, что ее притащил мне вместе с Володиными бумагами и выписками Данилов. Просто, наверное, я не увидела ее сначала, потому что акцентировала внимание на рукописных страничках и распечатках Володиных файлов, а тут была, как я уже сказала, журнальная страничка. Однако именно сейчас это было то, что нужно. Вернее сказать так: я очень надеялась на то, что это именно то, что мне нужно. Но я все никак не могла вспомнить название представленного учеными явления.

— Спрайт, — сварливо каркнул попугай.

Я посмотрела на него расширившимися от ужаса глазами. Действительно, в науке окрестили эти разряды «elves» — эльфами и «sprites» — спрайтами (эльфами и феями). Эти ассоциации возникли из-за кратковременности разрядов, которые длятся всего лишь тысячные доли секунды. Но как попугай, Ладно, позже разъясним.

Я набрала номер Андрея:

— Мне необходима информация по спрайтам и эльфам. Я имею в виду разряды над грозовыми облаками.

— Да я понял, понял… Ну ты и задачи ставишь, радость моя. Это не так просто. Ты же знаешь нынешнее состояние российской науки? Научная библиотека Санкт-Петербурга с 1995 году не имеет денег на то, чтобы выписывать ведущие мировые журналы по геофизическим наукам. Выписать один экземпляр журналов на многомиллионный город — стране не по карману. Так что мы без литературы сидим. А американцы бесплатно скачивать статьи с Интернета не позволяют. Так что… В Финляндии, которая общей численностью населения с один Петербург, эти журналы в свободном доступе в каждом университете, чуть ли не в каждой лаборатории. А у нас… Мы работаем в уникальных условиях информационного голода. И как-то еще работаем. Надо ехать в Хельсинки. На какие шиши?

— А что не в Москву?

— Денег не хватит. У фиников ксерокс бесплатный, да и люди поприятнее… Только вот ехать не хочется… Разве что ребят потрясти… Ну тех, кто там сидит. Но, ты понимаешь, на это требуется время…

О боги, боги! Почему мы черт знает сколько денег пресловутого Стабилизационного фонда держим про запас, на случай как бы чего не вышло?

Почему фактически ничего оттуда не перепадает детям и пенсионерам, больницам и учебным учреждениям, ничего не идет на науку? Конечно, по телевизору расскажут всякие красивые истории про то, как жить стало лучше, жить стало веселее… И покажут счастливых рожениц и счастливые семьи с приемными детьми, и счастливых стариков, у которых наконец-то все есть, и новое прекрасное оборудование в чьих-то лабораториях. Только все это потемкинские деревни, младенцу ясно.

И все-таки не удержусь от злословия: намедни мне звонил один мой старый знакомый из новосибирского Академгородка. Как водится, потрындели о том о сем. Спросила его, куда он деньги девает после того, как выделили Академии наук какое-то невозможное финансирование. Андрюха Табарев (кстати, везет мне на Андреев по жизни, куда ни сунься, везде какой-нибудь Андрей попадется) похихикал: народ ожидал прибавки к зарплате в районе 8 штук, что, согласитесь, не очень много, но и не мало. А на практике получил… от силы полторашку. Потому что им там перестали платить северные, академические какие-то, еще что-то… Так накрутилось вычетов, что добавка к жалованью в очередной раз вызвала у осчастливленных нервный смех.