— Кто балуется?
— Я, — прошептал Севка.
Затем дверь хлопнула снова. И было уже совсем не страшно.
Вот тут-то Севка и сказал, что мы можем поймать Степана. Все дело в том, сказал он, что рыбакам, и правда, некогда. А наш рыбнадзор охраняет километров двести реки; они не могут все бросить ради Степана. А мой отец, сказал Севка, уже старый, он только грозится, но все равно ничего не сделает. Просто ему не справиться.
— Он уже поймал один раз, — возразил я.
— Тогда Степан не прятался, а сейчас прячется. Нужно его выследить. Можешь принести бинокль?
— Нет, — сказал я потому, что обиделся за отца.
— Тогда я сам, — сказал Севка.
На другой день я принес бинокль.
Шел июнь. Не было ни дня, ни ночи. Мы ложились спать и вставали при свете солнца. Дома уснуть было очень трудно. А на берегу Севка уснул в первое же дежурство. Когда я пришел его сменять, он сказал, что Степан, наверное, не выезжал.
— Не ври, — сказал я. — У тебя на щеке отпечатались травинки. Давай лучше дежурить вместе.
В следующий раз мы пришли на берег часа в два. Было очень тихо. Так тихо, что слышно было, как течет река. Невдалеке от берега полоскались в воде гагары. Когда они хлопали крыльями, у меня сжималось сердце. Мне казалось, что шум разносится по всему плесу. Я так долго смотрел на реку, что мне стало чудиться, будто она вспухает и вода поднимается горбом все выше и выше.
Наконец мы увидели черную полоску, которая медленно ползла против течения у другого берега. Потом она ткнулась в кусты и исчезла.
— Там протока, — сказал Севка. — Там много проток. Запоминай как следует.
Примерно через час ветка вышла из протоки и направилась к поселку. Мы легли над самым обрывом и по очереди смотрели в бинокль. Когда я взглянул в последний раз, то увидел лицо Степана так близко, что даже мог различить капли пота у него на лбу. Степан торопился, чтобы не опоздать на работу.
Несколько дней я выпрашивал у отца лодку.
— Не дам, — сказал он. — Был уже разговор, и хватит.
— А если мне очень нужно?
— Не дам, — повторил отец. — Это тебе Енисей, а не Днепр какой-нибудь.
— И даже не Парана, — сказал я.
— Что?
— Парана. Есть такая река в Южной Америке.
— Ну и ладно, — сказал отец.
— А есть еще Рио-Гранде…
— Ну и ладно. Лодки ты все равно не получишь.
— Между прочим, это одна и та же река.
— Только попробуй взять лодку, — сказал отец.
Но я попробовал. Ведь если мы поймаем Степана, нам все простят. Я даже как-то не подумал, что мы можем его и не поймать.
Когда отец уснул, я прокрался в его комнату, вынул из кобуры пистолет, вытряхнул на ладонь ключ и положил пистолет обратно. Хуже всего было то, что пришлось трогать пистолет. Но Севка сделал почище: он принес отцовское ружье, правда, — без патронов. За это ружье давали моторную лодку, но Севкин отец не стал меняться. Такого ружья не было по всему Енисею: три ствола — два рядом, дробовые, и один пулевой — сверху.
Часа в три ночи мы подплыли к протоке, загнали лодку в тальник и стали ждать.
Ночь была солнечная и безветренная. Все вокруг гудело от комаров. Мы отгоняли их от лица, но они садились на спину, на ноги и кусали сквозь одежду. Мы отмахивались руками изо всех сил, но они умудрялись садиться даже на руки. Через полчаса у меня вся кожа пропиталась комариным ядом и зудела так, будто ее натерли песком.
— Интересно, кого бы они жрали, если бы мы не приехали? — сказал Севка.
— И не остроумно, — ответил я.
Мы просидели около часу, и комары так нас искусали, что мы чуть было не поссорились.
Степан появился неожиданно. Когда мы услышали плеск весла, он был уже метрах в десяти. Мы замерли. Минут пять, пока ветка не скрылась за поворотом протоки, нельзя было даже шелохнуться. До сих пор не понимаю, как я это выдержал. Когда я, наконец, приложил ладонь ко лбу, раздувшиеся комары стали лопаться с треском, как семечки.
Затем мы поплыли вверх по протоке. Наши весла булькали громче, чем у Степана, просто удивительно, до чего громко. Мы плыли долго, наверное полчаса, пока не увидели ветку, вытащенную на берег. От нее уходила в тайгу еле заметная тропинка.
Мы спрятали лодку в заводи. Я вылез на берег и осмотрелся. Не было видно ни Енисея, ни поселка. Я взглянул на Севку.
— Мы только посмотрим, — шепотом сказал Севка.
— Лучше брось ружье, — сказал я.
— Украдут. — И Севка, тихонько раздвигая кусты, пошел вперед.
Тропа вывела нас к поляне. Степан был там. Он ходил от дерева к дереву и развешивал самолов. Настоящий самолов! Метров пятьсот шнура и штук двести стальных крючков. На дальнем конце поляны стоял маленький шалашик. На кольях, воткнутых в землю, были растянуты сети. Несколько рядов сетей — метров триста крепкой капроновой ячеи. Целое богатство! Попади оно в руки рыбнадзора, Степан получил бы года два, не меньше.
Мы пригнувшись стояли в кустах. Степан прохаживался между деревьями. И мы не знали, что делать.
Севка держал ружье, и комары облепили его лицо и руки. Особенно — руки. Казалось, на них надеты серые перчатки. Я видел, что Севка дергает щекой, чтобы прогнать комаров. Но они сидели, как приклеенные. Севка поднял ружье к плечу.
— Руки вверх!
Степан вздрогнул и выронил из рук самолов. Звякнули крючки. Степан медленно обернулся.
