Капризы мисс Мод - [5]

Глава II

Солнце, так ярко сиявшее над Бельфером в полдень, когда Мод и Реджи Бинг отправлялись в путь, так же весело светило над Лондоном в 2 часа дня.

Мак, дюжий страж Королевского театра, обращенного своим золоченым фасадом на авеню, вылез своей стеклянной будки, чтобы снисходительным взором окинуть жизнь и ее явления. В это утро Мак чувствовал себя счастливым. Его работа была постоянной и не зависела от успеха или неудачи пьес, которые в течение года чередовались одна за другой. Вместе с тем, однако, он испытывал нечто вроде хозяйского интереса к этим случайностям и радовался, когда пьесы встречали успех у публики. Вчерашняя премьера оперетка американского композитора – несомненно, имела шумный успех, и Мак был доволен, потому что привязался к труппе и за короткое время знакомства с Джорджем Бэваном полюбил этого композитора, приехавшего из Нью-Йорка к постановке своей пьесы в Лондоне.

Джордж Бэван завернул за угол и медленно и, как показалось Маку, угрюмо направился к артистическому подъезду. Это был молодой человек около двадцати семи лет, высокий и хорошо сложенный, с приятным, гладко выбритым лицом, отличительной чертой которого были добрые и правдивые глаза. Углы его рта были опущены, и он казался утомленным.

– Здравствуйте, Мак, писем для меня нет?

– Есть, сэр. Несколько телеграмм.

Он скрылся в своей стеклянной будке.

Джордж Бэван остался на улице, глядя на резвящихся детей угрюмым взором. В них бил ключом радостный избыток молодости, который заставлял постороннего чувствовать себя, по крайней мере, шестидесятилетним стариком.

Сегодня что-то не клеилось у Джорджа. Обычно он любил детей, да и вообще он всем на свете был доволен. Он был добрым и веселым юношей, любящим жизнь и людей. У него не было врагов и было много друзей. Но сегодня, с того момента, как он встал с постели, он заметил, что ему чего-то недостает. Возможно, что его угнетала неудовлетворенность, обязанная своим происхождением его высоко утонченной душе. Возможно также, что это была реакция после возбуждений предыдущей ночи.

Наутро после премьеры чуткий служитель искусства всегда переживает такое состояние, точно он простоял под дулом револьвера. Да, кроме того, прошлой ночью, после представления, был ужин на квартире, которую комик из труппы снимал на Джермин-Стрит. Это был натянутый и шумный вечер, где собралось много усталых людей с напряженными нервами, которые считали своим долгом быть во что бы то ни стало веселыми.

Ужин продолжался до 4-х часов, когда появились утренние газеты с рецензиями, и Джорджу удалось лечь лишь в половине пятого. Все эти обстоятельства оказывают, несомненно, свое влияние на настроение.

Мак снова появился.

– Вот, сэр!

– Благодарю.

Джордж сунул телеграммы в карман. Кошка, возвращаясь после завтрака, остановилась около него, чтобы использовать его ноги в качестве салфетки. Джордж рассеянно пощекотал ее за ухом. Он всегда был любезен с кошками, но сегодня он проделал это движение небрежно, без всякого увлечения. Кошка продолжала свой путь.

Мак вступил в разговор.

– Я слышал, что пьеса имела большой успех вчера.

– Да, кажется.

– Моя жена смотрела ее с галереи, и все посетители премьеры ее очень хвалили. Вы знаете, сэр, у нас в Лондоне есть компания, которая смотрит все премьеры с галереи. Она всегда настроена очень критически, в особенности, если пьеса, как эта, американского происхождения. Если она им не нравится, они очень открыто дают об этом знать. Моя жена говорила о ней с большим одобрением; она говорит, что она давно не видела более оживленного представления, а нужно сказать, она ярая театралка. Она говорит, что всем особенно понравилась музыка.

– Это хорошо.

– «Морнинг Лидер» напечатал очень хорошую рецензию.

– Что пишут в остальных газетах?

– Они все напечатали блестящие отзывы. Я еще не видал вечерних газет. Я вышел, чтобы купить их.

Мак посмотрел вдоль улицы.

– Сегодня днем, я полагаю, будет репетиция. Вот идет мисс Дор.

Джордж посмотрел в том же направлении. Высокая девушка в синем костюме приближалась к ним. Даже на расстоянии бросалась в глаза ее жизнерадостность. Она осторожно пробиралась среди ребятишек, ползавших по тротуару. Она остановилась на мгновение и что-то сказала одному из них. Ребенок улыбнулся. Даже хозяин бакалейной лавки, заметив ее, казалось, расцвел улыбкой, точно при виде старого друга.

Билли была одной из хористок, участвовавших в оперетке Джорджа Бэвана. У нее было привлекательное лицо, рот, всегда готовый улыбаться, блестящие золотистые волосы (про которые она, в соответствии с истиной, настойчиво утверждала, что они не фальшивые, хотя их внешний вид и заставлял думать противоположное) и решительные голубые глаза. Последними она часто пользовалась, чтобы укрощать поклонников, становившихся особенно пылкими под влиянием ее волос. Взгляды Билли на представителей противоположного пола, когда эти последние забывались, были так же непреклонны, как взгляды лорда Маршмортона в отношении мошек. Она любила мужское общество и проявляла эту любовь на деле, завтракая и обедая с мужчинами, сохраняя, однако, свою независимость. И коль скоро мужчина недостаточно оценивал это обстоятельство, она напоминала ему о нем весьма решительно. Вообще, она была особой положительной и за словом в карман не лезла.