Капли дождя - [38]

И в головах своего соседа, дюжего бородатого человека в очках, который разглядывал какую-то открытку или фотографию, он увидел красный кислородный баллон и подумал, что, наверное, тоже инфарктник. Больше баллонов он не заметил - то ли у других больных состояние было легче, то ли не сердечники были.

Двое мужчин помоложе играли в карманные шахматы и обменивались изредка русскими фразами.

На койке у торцовой стены лежал поверх одеяла щуплый молодой человек и слушал негромкую музыку по транзистору. Свой приемник Андреас не включал.

Средняя койка пустовала. Лежавшая на подушке раскрытая книга означала, что и это место занято.

Андреас не стал дольше интересоваться соседями по палате. Элла представила его, сказала, что везем вам нового инфарктника, зовите его Андрес - с Андреасом Элла так и не свыклась. Сам он только поздоровался.

Во время обеда - ел он уже самостоятельно - Андреас узнал своего соседа. Он оказался в одной палате с Тынупяртом. Не только в одной палате, но и рядом на койках. Едва он услышал голос бородача, как уже ни секунды не сомневался - Этс. Эдуард Тынупярт. Тот не узнал его. Мелькнула мысль: а может, не захотел узнать? Хотя вряд ли, просто не узнал, прошло все-таки двадцать пять лет.

Андреас не спешил заводить разговор. Неторопливо съел суп и второе ломтик вареного мяса с макаронами, выпил сливовый компот и почувствовал, что хочется закурить, До сих пор на курево не тянуло, болезнь била охоту. Означает ли это, что дело пошло на поправку, или нервничает из-за Тынупярта?

- Значит, это ты, - повернулся наконец Андреас к соседу.

Руки он не подал. Руки бы их дотянулись. Непременно, если бы и Тынупярт протянул руку.

- Я, - ответил он ему холодно.

И руки Тынупярта тоже остались, как были, - одна заложена за голову, другая лежит вдоль тела. Очки Тынупярт снял - пользовался ими явно лишь при чтении.

Узнав своего соседа, Эдуард Тынупярт не на шутку встревожился. Зять, навещавший его, правда, говорил о нем, но Тынупярт надеялся попасть домой раньше, чем Андреас встанет на ноги. Мелькнуло подозрение: уж не Яак ли подстроил так, чтобы они встретились? По детскому своему простодушию Яак, возможно, хочет помирить их. Он помирил его и с Каарин. А Каарин так легко бы с ним не помирилась, хоть она и сестра. Яак - человек чужой. Проживание в детстве рядом еще не роднит людей. В теперешнее время и кровное-то родство в счет не идет. После возвращения он сразу же разыскал сестру, но Каарин сухо спросила, зачем он пришел. Ему не оставалось ничего другого, как уйти. Или он должен был брякнуться на колени перед сестрой и молить об отпущении грехов? Такого он от нее не ожидал, с Фридой сестра общалась. Не стань Яак посредником между ними, он бы другой раз не переступил порог дома Ноотма, хотя ближе Каарин у него на свете никого не было. Может, Яак сделал это из чувства признательности, ведь благодаря ему, Эдуарду, Каарин и досталась Яаку, не то дожидалась бы своего Атса Яллака. Только вряд ли, благодарность исчезла в мире, Яак просто по натуре своей примиритель. Спорит, правда, яро со всяким, но зла никому не желает, сама святая простота. В конце концов, в чем может Каарин его, Этса, упрекнуть? Что он сказал то, что знал и в чем был уверен? Он не жалел, что Андреас погиб под Великими Луками, сотни эстонских парней полегли там удобрять землю. Был уверен, что Андреас никогда уже не вернется в Эстонию, даже останься он в живых. Яллак признавал лишь красную Эстонию, в белую Эстонию он бы пощады просить не пришел. Кто бы мог тогда подумать, что Эстония снова станет красной. Он, Эдуард Тынупярт, желал своей сестре только самого лучшего, с какой стати, дожидаясь Андреаса, губить свою молодость? Поэтому он, Эдуард, и стоял твердо на своем, когда в сорок третьем году Каарин заклинала, снова и снова допытывала его. Он хотел добра, а его обвиняют в подлости. В душе своей Каарин так и не простила его. И пусть не прощает. Он ни о чем не сожалеет и ни перед кем унижаться не станет. Ни перед сестрой, ни перед Андреасом. Кто не хочет его знать, того и он тоже не знает. Дышит ли рядом с ним какой-нибудь незнакомец или Яллак, Яллакский Атс, как величали его у них на улице, ему, Тынупярту, от этого ни тепло ни холодно. Он, во всяком случае, не собирается обновлять знакомство. Тем более заискивать перед Яллаком. Его, Тыну-пярта, десятки раз проверяли и на весах закона взвешивали, бояться ему нечего.

- Я тебя не узнал, - сказал Андреас.

- Может, и не желал узнать, - съязвил Эдуард. Он не смог придержать язык.

- Борода и очки помешали, - спокойно продолжал Андреас.

Эдуард решил крепче держать себя в руках, Все же не утерпел и добавил:

- Лучше, если бы на каталке кто-нибудь другой лежал.

Тут же понял, ч.то сказанное можно истолковать и так, будто он огорчается его болезнью. Б виду он имел-другое. Хотел с самого начала внести ясность. Дать понять, что вовсе не обрадован встречей.

- Двадцать шесть лет,

Эдуард Тынупярт.. сообразил, что Андреас имел в виду годы, которые они не виделись друг с другом.

- Лучше, если бы двадцать шесть растянулись на пятьдесят два.