Капли дождя - [23]

Черная кошка между ним и руководством конторы пробежала после одной толоки. По предложению бригадира ремонтников на строительстве дачи начальника конторы был организован воскресник. К вечеру Андреа-су стало ясно, что значительная часть строительных работ здесь выполнена бесплатно. В следующее воскресенье некоторые рабочие под влиянием Андреаса отказались идти на толоку. Бригадир быстро выяснил, кто был зачинщиком. Он назвал Яллака заглазно безответственным подстрекателем, который сеет раздор в их маленьком сплоченном' коллективе. Андреас пошел к начальнику конторы и заявил, что если тот не призовет к порядку бригадира и будет продолжать строительство своей дачи в порядке воскресников, то ему придется давать в прокуратуре объяснения по двум статьям. Во-первых, по поводу использования своего служебного положения-в личных интересах, во-вторых, по поводу разбазаривания государственных средств, точнее говоря - в связи с разграблением государственных денег, потому что участникам толоки обещали компенсировать их работу приписками в ежедневных нарядах. Начальник конторы, молодой инженер, называвший Андреаса Николаем Островским, испугался его резкости и поспешил заверить, что о приписках он не и"мел и понятия. Все это вина бригадиров, его подвели подхалимы и приспособленцы, и он должен будет строже следить за своими помощниками, само собой понятно, что такие толоки никуда не годятся. И он благодарен товарищу Ял-лаку, который открыл ему глаза, прямо от души благодарен. Однако с той поры ему стали давать работу с каждым разом все хуже и менее оплачиваемую, в том числе и такую, которая ничего общего с его занятием не имела. На его расспросы отвечали, что печницкой работы просто не хватает, что среди печников у него наименьший стаж и самая низшая категория. При желании он может переквалифицироваться, стать, например, слесарем по центральному отоплению, поле деятельности у теплоцентралыциков расширяется с каждым днем, профессия же печника в наши дни вообще вымирающая, кто сейчас строит дома с печным отоплением? Это было и насмешкой и расплатой одновременно.

Не требовалось особого ума, чтобы понять: от него хотят избавиться. В первом порыве Андреас готов был уже подать заявление об уходе, но передумал. Он сказал себе, что если он хочет быть таким же хорошим партийным работником, как его отец печным мастером, - в душе Андреас Яллак по-прежнему считал себя партийным работником, - то не смеет вот так, обидевшись, хлопнуть дверью. Его уход рабочие могут расценить как подтверждение поговорки: "Против ветра плевать - себя оплевать", которая уместна и поныне. А ретивый начальник конторы и его плутоватые помощники еще больше осмелеют. К удивлению многих, он остался, хотя его гоняли с объекта на объект и хотя зарплата снизилась наполовину. Осенью Яллака, несмотря на скрытое противодействие начальника конторы, избрали членом партийного бюро. Начальник конторы, который снова, заискивая, называл его эстонским Николаем Островским, стал опять угодничать перед ним, на подсобные работы его больше не ставили, зарплата все росла. Заинтересовавшись, на каком основании повышается у него зарплата, Андреас вник в наряды и нормы и обнаружил в ведомостях фамилии людей, которых никто из рабочих не знал. По его предложению начальника конторы вызвали на партбюро дать объяснение. На заседании выяснилось, что фиктивные имена в ведомостях и приписки являются лишь частью махинаций заведующего ремонтным участком и бригадира, на что начальник конторы смотрел сквозь пальцы, явно, что и ему перепадало. Члены партийного бюро единогласно решили обратиться к директивным органам с предложением провести основательную проверку работы всей строительно-ремонтной конторы. Через четыре месяца начальника конторы освободили от занимаемой должности, бригадир посчитал за лучшее убраться по собственному желанию.

Хотя работа печника против ожиданий потребовала от Андреаса гораздо больше напряжения, не говоря уже об энергии, которую он потратил натягание с начальником конторы, здоровье его странным образом пошло на поправку. Через год головные боли стали постепенно утихать. Совсем они не прошли, но теперь он мог уже читать. Андреас не верил в выздоровление, ожидал нового обострения, но, к счастью, этого не произошло. Психиатр велел ему благодарить то ли небо, то ли судьбу или природу за то, что у него в мозгу нет опухоли, иначе боли не прошли бы. Что там у него произошло в голове после сотрясения, этого медицина точно установить не в состоянии, предполагать можно всякое, но какое значение имеют предположения. Болезнь его, помимо всего, подтверждает еще две вещи: во-первых, то, что о деятельности нервной системы человека, особенно о том, что называется психикой, знают страшно мало, хотя еще в прошлом веке появилась теория условных и безусловных рефлексов, и каждый год пишутся десятки и сотни толстых томов о неврологии и психиатрии; во-вторых, сомнительно, чтобы человеческий разум когда-нибудь раскрыл природу мистического. На этот раз слова психиатра показались Андреасу и вовсе странными, ибо что общего у его головных болей с мистикой? Лицо у психиатра стало еще желтее и руки дрожали сильнее прежнего. Услышав, что Андреас последний год работал горшечником*, он оживился и сказал, что употребление гончарного круга и обжиг горшков, а также гончарное дело в более широком смысле слова является одним из древнейших занятий человека, - видимо, и оно сыграло свою роль в его выздоровлении. В ответ на слова Андреаса, что обжигать горшки, то есть глиняную посуду, и выкладывать из кирпича плиты не совсем одно и то же, но если условно их принять за единое, то возведение очага, с точки зрения развития цивилизации, имело такое же, а может, и большее значение, чем создание атомного реактора, психиатр возбужденно замахал руками и сказал, что между обжигом горшков и атомным реактором огромная разница: первое не загрязняло, а второе загрязняет окружающую среду. До тех пор, пока двуногое существо , ограничивалось использованием естественных материалов, все было в порядке, беда началась тогда, когда человек стал разрушать естественную материю и синтезировать новые, неразлагающиеся материалы и, таким образом, нарушать разумное равновесие природы. Психиатр произвел на Андреаса еще более странное впечатление, но предостережение врача не бросать физическую работу воспринял всерьез. Он продолжал работать, однако время от времени стал читать лекции и позднее начал руководить в строительно-ремонтной конторе политкружком. Представ после двухлетнего перерыва перед слушателями, он волновался так же, как при первом своем выступлении. Лекция прошла хорошо. Видимо, ораторское искусство попроще искусства печной кладки, в лекторском деле он ничего не забыл. Конечно, в первом случае практики было намного больше и перерыв в работе поменьше. За кирпичи же он вновь взялся после двадцатилетнего перерыва, к тому же класть печи он так никогда и не обучился.