Капкан для призрака - [12]

— Майкл, откуда инспектор Твигг вообще знает о существовании миссис Боствик?

— Не знаю, доктор. А почему вы не спросите у него самого?

— Да-да, я собираюсь это сделать. Но вначале должен сообщить вам кое-что. Подождите здесь минуточку!

Присутствие полицейского инспектора Твигга в доме было уже чем-то таким само собой разумеющимся, что Гарт был почти уверен, что обнаружит его возле телефона в холле. Однако инспектора там не оказалось, а из комнаты ожидания доносилось его тихое посвистывание сквозь зубы. Гарт подошел к телефону — устройству, на вилке которого с одной стороны висел микрофон, а с другой — слуховая трубка, а на подставке имелась металлическая кнопка, на которую следовало нажать, чтобы собеседник мог вас услышать.

Скотленд-Ярд! Каллингфорд Эббот!

Здание, которое называли Новый Скотленд-Ярд, в то время было еще довольно новым. Архитектор спроектировал его как какую-то крепость. Оно было массивным, сложенным из красного и белого кирпича, в каждом его углу находились конусообразные башенки, а через двор к прилегающему с южной стороны зданию вел подъемный мост. С того момента, как штаб-квартира столичной полиции переехала сюда из Скотленд-Ярда, здесь было невероятно оживленно и шумно. От непрерывно растущих штатов полиции и расходов на их содержание у многих людей уже разболелась голова.

А ведь за эти прошедшие семнадцать лет ничего не изменилось так, как отношение общественности к уголовному розыску.

Гарт вспомнил, что когда полиция заняла новое здание, то как уголовный розыск, так и начальство время от времени все еще вынуждены были успокаивать общественность, взбудораженную недавней неудачей в поисках Джека Потрошителя. В общем-то в этой неудаче особой вины полиции не было: реформа проводилась очень давно. Сотрудникам казалось, что это было еще в мрачное средневековье. Однако реформы продолжались, и большинство людей ощутило их, когда из индийской гражданской полиции в столичную был переведен старший комиссар мистер Эдвард Генри — теперь уже сэр Эдвард Генри.[3]

Сплетни и насмешки прекратились. В 1905 году для опознания убийцы из Масвелл-Хилла впервые в британское судопроизводство была введена в качестве доказательства система идентификации путем снятия отпечатков пальцев. Полиция и общественность воспряли духом.

И хотя большую долю успеха необходимо приписать заслугам сэра Эдварда Генри, нужно признать, что Каллингфорд Эббот тоже сыграл значительную роль. Эббота обычно называют секретарем шефа, поскольку для его должности не существует никакого официального названия. Эббот попросту коллега шефа, а иногда он руководит отделом уголовного розыска.

Эдвард Генри — профессиональный государственный чиновник, Каллингфорд Эббот — богатый энтузиаст, рассматривающий свою задачу как жизненно необходимую миссию. Эдвард Генри суров и сдержан; Эббот, с моноклем и пышными седыми усами, уже стал популярной личностью и почти каждый вечер ужинает в большом золотисто-синем зале «Кафе Ройал». Эббот тоже умеет быть суровым, однако, когда нужно, способен проявить понимание. Его конек — это оккультизм и сверхъестественные явления, тем не менее он с уважением относится к техническому прогрессу.

— Запомни, — сказал он Гарту около двух недель назад, — что хорошая полицейская работа означает просто хорошую организацию плюс новые идеи. К примеру, это твое увлечение… как ты его называешь? Психоанализ?

— Да, психоанализ — это один из возможных терминов.

— Ну вот! Мы заставили судей принимать в качестве доказательства отпечатки пальцев. Скоро мы заставим их признать, что пулю, выпущенную из ствола с определенной нарезкой, тоже можно точно идентифицировать. А в один прекрасный день мы, возможно, станем пользоваться и психоанализом.

Поэтому Гарт, который сейчас звонил Каллингфорду Эбботу в Скотленд-Ярд, очень надеялся на проявление здравого смысла. Однако его надежды рассеялись.

— Ошибка? — повторил четкий иронический голос Эббота. — Нет-нет. Инспектор Твигг вовсе не мошенник, и это вовсе не ошибка. В деле этой дамы из Фэрфилда и речи нет о какой-то ошибке.

— В деле Бетти Калдер?

— Да, ее зовут именно так.

— Да нет, я серьезно! Неужели ты полагаешь, что я поверю в эту чушь? Ты ведь не можешь привести мне ни одной причины, по которой я должен буду поверить во все это.

— Дорогой друг, — нетерпеливо сказал Эббот, — веришь ты или не веришь, это роли не играет. Это попросту факт! А если говорить о причинах, так ведь они существовали до этого твоего психоанализа. Ты забываешь о тех субъектах, которые в это замешаны.

— Каких субъектах?

— Когда какой-нибудь наш провинциал, скорее всего женатый, хочет отдохнуть от семейной жизни и немножечко кутнуть, он садится в поезд, который привозит его к судну, отплывающему в Париж. Да или нет? Так ведь поступают многие, верно?

— Да. Ты тоже так поступаешь.

— Естественно. — Тон Эббота стал резче. — Однако я не тот субъект, который замешан в самую свежую аферу с шантажом.

— А кто он, этот субъект?

— Хочешь, чтобы я сказал тебе по телефону?

— Хочу!

— Это один твой приятель, фамилия которого Боствик. Винсент Боствик.

Гарт оглянулся. От телефонного столика он хорошо видел библиотечку и краешком глаза — приемную. Майкл стоял у книжных шкафов, однако смотрел в холл. А Твигг теперь стоял в дверях приемной. Оба, казалось, окаменели. Твигг по-прежнему что-то насвистывал сквозь зубы. Оба стояли так, словно могли слышать этот слабый голос на другом конце провода.