Капитаны в законе - [59]

– Учитывая, что на дворе уже Иванов день[27], скоро лето наступит, а купец выехал накануне, есть опасения…

– Ты же сказывал, к осени привезут?! – не выдержав, перебил князь, в ярости соскочил со своего стольца и, подбежав почти вплотную к Петру, зло прошипел: – Лгал, выходит?!

– Нет, – мотнул головой Сангре.

– Как нет, когда ныне совсем иные песни запел?!

– Не иные. Я тебе и тогда говорил – осенью. А вот в другом каюсь. Не подумал я, что серебро у этого Овадьи, как и положено торговому человеку, не в ларях хранится, но вложено в различные дела и чтобы его собрать, да в таком количестве, тоже потребуется время.

– И что теперь мыслишь?!

– Мыслю, хоть помирай, а слово даденное сдержи, – улыбнулся Сангре. – Для того и направляюсь к Гедимину.

– Ты еще поведай, что у него гривенок занять надумал! – хмыкнул Михаил Ярославич.

– А почему бы и нет, – пожал плечами Петр.

И снова князь принялся расхаживать по комнате. В один конец, в другой, поворот и опять обратно. Туда-сюда, туда-сюда. Наконец остановившись напротив Сангре, он буркнул:

– С чего решил, что он их тебе даст?

– Сдается, глянулся я ему, – простодушно заявил Петр.

– Сам таковское надумал, али как? – усмехнулся князь.

– Доказательство имею: перстень его, – напомнил Сангре и полез за ним за пазуху. – Он мне для того и дал его. Мол, когда рубеж пересеку и в его земли войду, буде какая нужда, надо лишь показать его и любой поможет. Согласись, княже, абы кому Гедимин такие подарки делать бы не стал.

Оторопевший Михаил Ярославич с минуту, не меньше, разглядывал извлеченный Петром перстень, хотя успел полюбоваться им раньше, когда они только-только прибыли в Тверь. Исподлобья покосившись на Сангре, он устало махнул рукой и направился обратно к своему стольцу.

– Ладно, езжай. Заодно и от меня поклон передашь. Поклон и… грамотку, – и, уже усевшись, недоуменно уставился на стоящего Петра. – Чего еще?

– Как всегда, малюсенькая просьбишка до тебя, княже, – пояснил Сангре. – Грамотку твою я доставлю в целости и сохранности, можешь быть уверен, но лучше бы ты ее сам написал, никому не доверяя. И за мою поездку никому ни слова.

– Почему?! – вновь насторожился Михаил Ярославич.

– Слухи быстро по миру разносятся. Мало ли что подумает хан Узбек, если до него весть о моем путешествии дойдет. А потому лучше бы о том знать всего двоим – тебе и мне.

– А ты мыслишь, будто он доселе не ведает, что я своего сына за дочку Гедиминову просватал? – усмехнулся князь.

– Сватовство – одно, а переписка с Гедимином – иное. Особенно сейчас, перед поездкой в Орду. Поверь, княже, ни в коем случае нельзя давать Узбеку даже малейший повод заподозрить тебя в сношениях с Литвой.

– Сказываешь так, ровно утаиваешь от меня чего, – нахмурился Михаил Ярославич, вопросительно уставившись на Сангре.

– Угадал, – невозмутимо согласился тот и, упреждая следующий княжеский вопрос, заторопился с ответом: – Но рассказать тебе, увы, не могу. Выдать свою тайну – глупость, а чужую – подлость. Я в подлецах не хаживал, а потому… – Он развел руками и виновато улыбнулся. – Прости, князь, никак. Одно поведаю: тайна эта ни Твери не навредит, ни тебе. Скорее, наоборот. И в этом я готов и перед иконами поклясться, и крест поцеловать.

– Но если так, отчего не сказать?

– Тебе снова повторить, чем я считаю разглашение чужой тайны?

Михаил Ярославич досадливо крякнул, но больше ни о чем не спрашивал. Криво усмехнувшись, поинтересовался лишь, как Сангре собирается объяснить свою отлучку невесте.

Петр ответил, что лгать не станет и скажет правду, но не всю. Мол, в Витебск. А там, как знать, может, и до Полоцка путь ляжет – все зависит от цен на меха, на янтарь и прочее в тех землях. И если они не устроят, возможно, придется плыть аж до самой Риги.

– Думаешь, не сведает, куда на самом деле отправился?

– Сведает, – согласился Петр. – Но я ведь и впрямь поначалу туда поплыву. А там у Витебского князя Ярослава Ольгерд в зятьях, сынишка Гедимина. Он и подскажет как быстрее до Трок добраться.

– Ну и как ты свою тайну сохранишь, гусляр? Все одно – придется на меня ссылаться, – усмехнулся князь, насмешливо глядя на своего собеседника.

– Не придется, – отмахнулся Сангре. – Он тоже в моих знакомцах. Лишь бы на месте его застать.

– А коль не застанешь?

– Тогда дальше поплыву, к Полоцку. Там родной брат Гедимина Воин сидит.

– Он тоже в твоих знакомцах?

– Тоже, – не стал таить Петр.

Князь недоверчиво покрутил головой, тяжело вздохнул и… неожиданно пожаловался:

– Сызнова ты для меня с этими знакомцами темным стал. Да и рассуждаешь мудро: и про тайну, и про путь-дорожку. И никак мне тебя раскусить не удается.

– Не надо меня кусать, – попросил Сангре, продолжая простодушно улыбаться. – Я невкусный.

– Ладно, ступай, – недовольно махнул рукой Михаил Ярославич. – А за грамоткой сам заглянешь послезавтра поутру. Да не мешкай там, – попросил он тихо.

И такая грусть была в его голосе, что Сангре на миг стало не по себе.

Вернувшись в свой терем он, улучив момент и оставшись наедине с Изабеллой, посоветовал ей написать письмо кузену. Мол, у него сейчас как раз надежный человечек из числа купцов в те края засобирался, передаст в целости и сохранности. Заряницу же попросил – вдруг и впрямь задержится – едва Горыня закончит свою работу, не дожидаясь его, начинать чеканку монет.