Капитан Весна - [17]

— Я ничего о нем не слышал с тех пор, как его арестовали. А это случилось примерно месяц назад.

— Арестовали? — взорвался дядя Сиприен. — Что вы говорите? Почему? За что? Как это случилось?

— В Марселе. Во время облавы в порту. Мы советовали ему не выходить из дому, остерегаться. Но мы думали, что старика оставят в покое. И потом, ведь все было подготовлено для его отъезда. Мы позаботились бы о нем. Ему оставалось только немного потерпеть, не выходить из дому. А он любил бродить по набережным и разглядывать пароходы… И вот…

— И вы не могли вырвать его из лап этих извергов?! — вскричал дядя Сиприен.

— Верьте мне: мы сделали все, что могли. Мне сказали, что господин Бенжамен находится в эшелоне…

— В эшелоне? В каком эшелоне?

— В эшелоне, который отправился на днях из Марселя в Германию.

Бертран топнул ногой и в бешенстве сжал кулаки.

— Вот ужас!

Господин Пьер развел руками.

— Теперь ничего не поделаешь. Немцы увозят схваченных людей в запломбированных вагонах и рассылают по разным концентрационным лагерям… Какое страдание для старика!

Дядя Сиприен покачал головой.

— Надо подождать. Пока ничего не известно. Мы знаем только, что его забрали… — продолжал господин Пьер.

— Этого достаточно! — угрюмо буркнул дядя Сиприен и встряхнулся, как собака, выходящая из воды. — Зверье! Они нам за все заплатят! Нет, друг мой, нет, не говорите, что ничего нельзя сделать.

— Я и хотел поговорить с вами о Бенжамене.

— Подождите… Может быть, кому-нибудь замолвить словечко… Кто знает? Он, конечно, не молод, но обычно худощавые более выносливы, чем толстяки. Он может бежать. Ведь можно же, черт возьми, убежать из лагеря!

— Это не такие лагеря, как вы себе представляете. Там сущий ад!

Мне вспомнилось солнечное утро в лесу. Маленький человек с бородкой склонился над холстом. Его тонкая белая рука плавно водит кистью. «Ты видишь, мой мальчик, я кладу еще чуть-чуть киновари… Всего один мазок. Вот сюда!.. Ты любишь деревья, мой мальчик? Деревья нужно любить. Они прекрасны…»

Я снова видел господина Бенжамена, бредущего мелкими шажками по окрестным лесам. Остановившись у подножия дуба или каштана, он внимательно разглядывает колеблемую легким ветерком зеленую или красноватую листву. А вот береза. Береза с молочно-белым стволом, испещренным черными пятнами. Он останавливается перед елями и долго смотрит на пышную темную хвою. Когда восходит солнце, оно окрашивает деревья в нежные розовые тона. Вечер расстилает над землей широкую пурпурную завесу. Мне кажется, он потому так любил все эти деревья, что они были для него символом свободы. Спокойно и гордо возвышались они на горных склонах, подставляя свои кроны дыханию быстрых ветров.

Глухой голос нашего гостя вырвал меня из мира мечтаний. «Немцы увозят схваченных людей в запломбированных вагонах и рассылают по разным лагерям… Это не такие лагеря, как вы себе представляете. Там сущий ад!»

Я снова попытался вызвать в памяти образ моего старого друга. Вот он бродит по набережным марсельского порта, любуясь кораблями, мачтами, парусами. Мачты напоминают ему любимые деревья. Корабли тоже кажутся ему символами свободы. В один прекрасный вечер какой-нибудь из них должен был унести его вдаль — от опасностей, от преследований, от облав и лагерей… Неужели слишком поздно?..

— Славный человек господин Бенжамен, — слышу я голос дяди Сиприена. — Взгляните на эту стену. Он оставил нам на память свои картины.

Гость покачал головой.

— Прекрасный человек!

— А вы, господин Пьер, — спрашивает дядя Сиприен, — что вы собираетесь делать? Не думаете ли вы поселиться здесь? Может быть, и вы парижанин?

— Да, парижанин, но вся моя семья живет теперь в Марселе.

— Здесь чудесные места, — вставил Альфред Беллини. — Посмотрите на мою малышку, как она здесь оперилась! Я недавно вернулся из турне и собираюсь обосноваться здесь на зиму. Надеюсь, мне удастся найти какую-нибудь работу.

— Подумаем, подумаем… — обещал дядя Сиприен.

— У меня были дела в этом округе. А Бенжамен столько рассказывал о Вирване и вашей семье, что мне захотелось вас навестить.

— И правильно сделали, господин Пьер, — сказала тетя Мария. — Только бы мы могли чем-нибудь вам помочь…

Несколько секунд длилось неловкое молчание. Вдруг дядя Сиприен хлопнул в ладоши и натянуто засмеялся.

— Что же мы стоим и смотрим друг на друга… Так не годится. Я здорово хочу есть, да и дети, наверно, умирают с голоду. Не сесть ли нам за стол? Господин Беллини, вы останетесь и поужинаете вместе с нами. А вы, господин Пьер, надеюсь, не собираетесь вернуться сегодня в Люшон? Последний автобус уже ушел.

Беллини собрались уходить. Длинный Фредо, как он сам сообщил, только что вернулся и не успел еще даже распаковать вещи. Ему хотелось домой. Дядя Сиприен понял, что настаивать не следует.

— А маленькая обезьянка по-прежнему с вами? — спросил он смеясь.

— Как же, как же! — сказал Фредо. — Она ждет нас у огня. Бедняжка простудилась и в последние дни немного кашляла. Она ждет нас. Это очень послушное существо.

Беллини простились с нами и отправились домой, а мы с гостем сели за стол.

Горячий ужин укрепил силы нашего гостя. Его лицо оживилось, глаза заблестели. Он стал рассказывать нам о Париже, о своей семье. У него была небольшая книжная лавка в Париже, на острове Сен-Луи, неподалеку от квартиры господина Бенжамена. Господин Пьер был женат, имел двоих сыновей примерно моих лет. Внезапно он прервал свой рассказ и спросил, показывались ли немцы в этих краях.