Капитан Валар. Смертник номер один - [68]

– Ваша воля… – очень охотно согласился старший мент.

– Наша, наша воля, – поддакнул генерал. – Но, помимо воли, есть и просьба. В городские сводки, как я понимаю, данные попадут в любом случае. Но они не должны уходить в прессу. Ни на телевидение, ни в газеты, ни в Интернет…

* * *

Конечно, Лукьянов был озабочен происшествием. Да и как ему не быть озабоченным, когда Комитет понес потери, но совсем не в той ситуации, где их было возможным понести. И даже наоборот. В ситуации внешне опасной мы смогли проявить себя удачно и ликвидировать одного из бандитов. А это уже само по себе обещало, что на нас будет направлено меньше стволов. Но безопасность офиса беспокоила. Николай Владимирович, не раздумывая долго, куда-то позвонил, и буквально через полчаса приехала машина, чтобы установить внешние камеры видеонаблюдения и мониторы контроля на стену перед столом дежурного.

Из каких фондов оплачивались подобные услуги, я предположить не мог, да меня это и не касалось. Но генерал, выпроводив нас из своего комитета, остался на пять минут наедине с бригадиром монтажников и решил все проблемы. Бригадир ушел руководить работами, а мы вернулись в кабинет к генералу.

– Сегодняшнее происшествие вовсе не означает, что мы откладываем или тормозим какие-то действия против Гайдарова и его компании. Как думаешь, Валар, когда тебе лучше пойти? Может быть, чем раньше, тем лучше?

– Я бы пошел прямо сейчас, – выразил я готовность. – Но все же хорошо было бы произвести предварительную разведку, а потом посадить на чердак соседнего дома снайпера.

– Да, я уже послал Сафронова, он занимается этим вопросом, – сообщил Лукьянов.

Когда он успел это сделать, я не понял, но капитана с нами не было. Значит, дело делается. У меня не было никаких причин не доверять Сафронову, хотя самому мне легче было работать со старшим лейтенантом Сережей. Я как-то уже успел привыкнуть к тому, что всегда могу на него положиться. Но Сережа и так пойдет, когда пойду я. Он будет страховать.

Словно прочитав мои мысли, Лукьянов сразу заметил:

– Кстати, мысль сейчас в голову пришла… Насколько я знаю Гайдарова, он может выставить блокировку для Крутоярова. Для Сережи, то есть… Ты, Валар, предупредил, что тебя будет страховать напарник. Варианты страховки Дибар просчитает легко и выставит своих людей. Не на улице, как предположил Сафронов, а именно на чердаке. И тогда при очной встрече могут произойти неприятности.

– Нужно позвонить Гайдарову и сказать, чтобы не суетился. Это опасно для его людей. – Я даже вытащил трубку, показывая готовность к звонку.

– Не надо звонить. Это будут неприятности для Гайдарова, – остановил меня Сережа. – И тогда он в очередной раз поймет, что встретился с людьми достаточно серьезными. Если кто-то там будет, я позвоню тебе, чтобы ты принял сообщение в присутствии Дибара и сразу высказал ему претензии. После еще одной потери он больше не захочет строить нам ловушки.

– Да, – согласился генерал. – Это будет выглядеть жестко, но весомо. И Дибара Даудовича впечатлит. Он и сам любит так работать, и чужую жесткость одобряет.

– Значит, осталось дождаться сообщения от Сафронова, и я могу идти, – решил я. – И, пожалуй, лучше будет, если я заявлюсь к Дибару поздно вечером или даже ночью.

В дверь постучали.

– Это не Сафронов, – сказал генерал. – Он еще не добрался до места. Кто там? Войди…

Вошел старший лейтенант, который стоял на посту у двери кабинета, где содержали Селиванова. Явно с докладом.

– Что, и второго пленника застрелили? – с легкой ехидцей спросил Сережа.

– Селиванов просится на разговор, товарищ генерал, – не обращая внимания на его слова, доложил старлей.

* * *

Вести Селиванова по коридорам генерал посчитал небезопасным. Я сам придерживался того же мнения, хотя не знал степени боевой подготовки задержанного, но предпочитал всякого противника считать бойцом такого же уровня, как и я сам, и потому трепетно относился к естественной осторожности. Сбежать в коридоре, где можно встретить сразу несколько человек, гораздо проще, чем из кабинета, в котором сидишь под тремя наставленными на тебя стволами. И потому мы вместе с генералом и старшим лейтенантом Сережей и в сопровождении часового от двери отправились в импровизированную камеру.

Часовой открыл дверь, запуская нас внутрь, но сам остался на пороге и закрыл дверь с обратной стороны только по знаку Лукьянова. В камере все было так же спокойно, как и раньше, когда я навещал пленника. За исключением глаз самого киллера. Сейчас в них была смесь откровенной тоски и легкого отчаяния. Видимо, он на что-то решился – и сам страдал от своего решения, боролся с собственной натурой. Я догадывался, чем эти страдания были вызваны, но события не торопил и вообще предпочел предоставить возможность беседы с Селивановым генералу.

Николай Владимирович жестом остановил офицера, сидящего за столом напротив задержанного. Сам садиться не пожелал.

– У меня времени в обрез. Говори, что сказать хотел. – Лукьянов был краток, сдержан и даже суров; его тон не обещал Селиванову никаких поблажек и вообще ничего хорошего.

– Спрашивайте, что хотели.