Капитан Валар. Смертник номер один - [42]

Не знаю, как другие, но лично я всегда остро чувствую приближение такого момента. И потому был уверен, что наша мышеловка сработает. Она и сработала. «Сыр в мышеловке» уверенно нагнал Абдуллаева, при каждом шаге вызывая одобрительные возгласы со стороны идущих параллельно пассажиров поезда. Одна рука даже протянулась, чтобы повторить тот жест, что позволил себе Магомед с проводницей, но опоздала – женщина шла быстрее. За спиной Абдуллаева она сбросила скорость, опередила его и остановилась, чтобы что-то сделать со своей обувью. Наклонилась – и этого движения любвеобильное сердце Магомеда Гасановича не выдержало. Его большая ладонь тут же поднялась и смачно хлопнула женщину по мягкому месту, причем пальцы норовили согнуться и словно бы вцепиться в тело. Ответная реакция последовала моментально. Женщина выпрямилась и, вдруг став намного выше ростом, словно бы слегка подпрыгнула. Рука полетела в размах, и я сразу понял, что мы имеем дело с волейболисткой. Слышал я, что волейболистка высокого уровня в состоянии сбить мячом с ног нормального мужчину без специальной физической подготовки. Мячом… А если рукой? Ладонь опустилась даже не на щеку, а прямо на темя Абдуллаева, сразу погасив его улыбку. И неудачливый дамский угодник внезапно сел прямо на перрон. Видимо, бывший офицер ВДВ, а потом и полевой командир бандитов никак не ожидал такой реакции и не был готов к отражению удара, в результате чего стал общим посмешищем.

Вообще-то это не обсуждалось в наших планах. Обговаривалась простая пощечина, на которую Магомед мог бы отреагировать с восточной горячностью, а тут вмешался бы я. Но когда женщина сбивает с ног бывшего офицера-десантника, да еще и бывшего полевого командира, сбитому это бывает не просто обидно. Он чувствует себя оскорбленным до последней степени. А если вокруг еще и смех раздается, это вызывает у восточного человека бешеную ярость. Но «сыр в мышеловке» разошелся слишком сильно. Женщина в дополнение к удару рукой попыталась врезать еще и ногой в лицо сидящего на перроне Магомеда. Но здесь уже он показал, что за время, прошедшее после окончания службы в десантных войсках, боевую квалификацию не потерял. Был выставлен правильный крестообразный блок, нога захвачена правой рукой за пятку, тогда как левое предплечье упиралось в носок сбоку; последовал резкий рывок, и женщина оказалась валяющейся рядом с уже поднимающимся на ноги разъяренным Магомедом.

Я оказался рядом в самый подходящий момент, когда Абдуллаев уже поднял ногу, чтобы нанести женщине удар в лицо. Он не видел меня, подходящего сзади, и потому мой лоу-кик[10] по опорной ноге был для него полной неожиданностью. Бил я сбоку по колену. Сам однажды получал такой удар и знаю, что сначала вроде бы совсем не больно; боль наступает, как только сделаешь хотя бы полшага. Нога уже не может тебя держать. Длится такое ощущение минут сорок, потом проходит. Сильный и точно нанесенный лоу-кик в бедро не дает такой быстрой реакции, но если в схватке повторить его несколько раз, он заставляет хромать и морщиться при ходьбе целый месяц. А удар под опорную ногу вообще сразу заставляет почувствовать неладное. Магомед Гасанович почувствовал…

Ударить женщину он не смог, потому что устоять после пропущенного удара на опорной ноге было невозможно; перенес вес тела на здоровую конечность, попытался было развернуться в мою сторону, но для этого ему необходимо было снова встать на «пробитую» ногу. И это оказалось для него чреватым повторным приземлением на «пятую точку». Но он знал, что за удар получил, и, сидя, приготовился выставить блок против удара ногой в голову. Впрочем, это было совершенно не нужно, потому что бить и добивать его я не собирался. Но мне бы самому стоило быть повнимательнее в этой ситуации. Я хорошо знал, что кавказцы всегда готовы встать друг за друга горой, если только на них не наезжает другая гора… За моей спиной раздался звук удара – это успел вмешаться Сережа. И очень вовремя – ибо какой-то молодой боевитый пассажир намеревался ударить меня с разбега, но нарвался на кулак старшего лейтенанта и отключился.

Вокруг нас стремительно выросла толпа, и возбужденные голоса на незнакомом языке требовали жестких мер, подзадоривая один другого. Я придвинулся к Сереже, прикрывая его спину так, чтобы он прикрывал мою. Но к нам уже двигались и другие офицеры группы, и менты, предупрежденные заранее и знающие, что должно произойти и что им нужно сделать. И они сделали все правильно. Наручники сразу же надели и на нас с Сережей, и на Магомеда Абдуллаева. Кто-то из толпы и здесь стал возмущаться, говорить, что мы напали на пассажира без причины. Однако и «сыр в мышеловке» молчать не стала и начала вопить, что этот негодяй напал на нее и чуть не изнасиловал. Показывая на Абдуллаева, она выразила готовность немедленно написать «заявление в милицию», забыв, что та нынче называется полицией.

К несчастью, в момент подготовки и обсуждения своих действий мы не учли, что в наручниках теряем боеспособность. И как только нам нацепили наручники, кто-то из толпы умудрился ударить Сережу в лицо. Потом какой-то «футболист» пожелал наградить меня пинком между ног. Я отбил удар голенью и успел ответить ему тем же манером, которым он меня атаковал. В итоге и на этого пассажира нашлись наручники, хотя после полученного ответного удара он оказался еще менее пригодным к передвижению, чем Магомед. А тут и наша группа подоспела. Нас всех взяли в круг и благополучно вывели с перрона, прикрывая со всех сторон. Толпа приезжих кавказцев не оставила попыток добраться до нас, но их, естественно, не допускали. А Магомеда и неудачливого «футболиста» вели под руки. Магомед Гасанович не мог ступить на ногу, а «футболист» по-поросячьи повизгивал и норовил сесть на брусчатку перрона, чтобы оплакать свое будущее. Я понимал, что оба они не прикидываются, но сам масла в огонь не подливал и на толпу приезжих, в отличие от Сережи, не огрызался.