Капитан Сорвиголова - [17]

Прокалив на спиртовке инструменты, доктор Тромп направился к полковнику. Раненые, лежавшие поближе, заворчали.

— Терпение, друзья! Позвольте мне прежде сделать операцию этому джентльмену. Кажется, он при смерти. — У этого чудесного врача была своеобразная манера преподносить больным горькие истины.

С помощью Жана Грандье и Фанфана он усадил раненого на кровати и поднял его рубашку.

— Великолепная рана, милорд! — воскликнул доктор. — Можно подумать, я сам нанес ее, чтобы облегчить впоследствии свою работу. Нет, вы только взгляните! Третье правое ребро точно резцом проточено. Ни перелома, ни осколка! Одно только маленькое, узенькое отверстие. Через него пуля прошла по прямой сквозь легкое и должна была выйти с другой стороны. Нет?.. Куда же она в таком случае девалась? Странная история… Ба! Да она застряла в середине лопатки! Сейчас я извлеку ее… Потерпите, милорд. Это не больнее, чем когда вырывают зуб. Раз… два… Готово!

Глухой хрип вырвался из уст офицера, конвульсивным движением он до боли сжал руку сына. Из раны брызнула струя крови, и одновременно раздался тихий свистящий вздох.

— Превосходно! — продолжал хирург. — Легкое освободилось… Дышите, полковник, не стесняйтесь!

Герцог Ричмондский глубоко вздохнул, в его глазах появилась жизнь, щеки слегка порозовели.

— Ну как, легче теперь, а?

— О да!

— Я так и знал… Ну, что вы теперь скажете, Сорвиголова, а?.. Терпение! Немного терпения, ребята…

Тромп трещал без умолку то по-английски, то по-голландски, то по-французски, но делал при этом все же гораздо больше, чем говорил. Обратившись к полковнику, он произнес:

— Через три недели вы будете на ногах, милорд. Видите ли, эта пуля — прелестная вещица, чистенькая, как голландская кухарка. Благодаря своей огромной скорости — шестьсот сорок метров в секунду! — она, как иголка, проходит через живую ткань, не разрывая ее. Ничего общего с этим дурацким осколочным снарядом, который все рвет и кромсает на своем пути. Нет, решительно, пуля от маузеровской винтовки — очень деликатная штука… джентльменский снарядец!

И неумолчный говорун, ни на секунду не прерывая словесного потока, вставил во входное и выходное пулевые отверстия большие тампоны гигроскопической ваты, пропитанной раствором сулемы, и наложил сверху обеззараживающие компрессы.

— Вот и все! Диета? Супы, молоко, сырые яйца, немного виски с содовой водой… А через восемь дней — ростбиф, сколько душа запросит. Благодаря вашей крепкой конституции у вас даже не повысится температура. — И, не дожидаясь благодарности, этот чудак крикнул: — Следующий! — и перешел к другому больному, бросив на ходу: — А вы, Сорвиголова и Фанфан, за мной!

Молодой лейтенант, изумленный говорливостью врача, но еще более восхищенный счастливым исходом дела, нежно обнял отца.

А доктор с помощниками продолжил обход. На каждом шагу им приходилось сталкиваться с необычайно тяжелыми ранениями. Современная баллистика[43] словно глумилась над современной хирургией, позволяя ей излечивать раны, считавшиеся ранее смертельными.

Например, четыре дня назад, во время схватки на аванпостах, один ирландский солдат был поражен в самое темя. Пуля пронзила мозг, нёбо, язык и вышла через щеку. Положение раненого казалось безнадежным. В той же стычке другому ирландцу свинец угодил в висок и, пройдя через мозг, насквозь пробил череп[44].

— Что вы на это скажете, молодые люди? — с гордостью воскликнул доктор. — В былые времена, при старинном оружии, головы этих молодцов разлетелись бы, как тыквы. А деликатная, гуманная пулька, запущенная маузеровской винтовкой, сумела нежно проскочить сквозь кости и мозговую ткань, причинив моим пациентам только одну неприятность: они лишились на время возможности нести боевую службу.

— Сногсшибательно! — воскликнул Фанфан, не веря своим ушам.

— Изумительно! — подтвердил Сорвиголова.

— Через две недели они будут здоровы, как мы с вами! — торжествовал доктор.

— И даже без осложнений? — спросил Сорвиголова.

— Даже без мигрени!.. Впрочем, я опасаюсь, как бы один из них не стал страдать страбизмом[45].

— То есть, попросту говоря, не окосел?

— Да, да, вот именно.

— Но какой же тогда смысл воевать, если мертвые воскресают, чтобы биться с новой силой? — изумился Жан.

— Воевать вообще нет смысла. Но раз уж наша идиотская и звериная цивилизация не в силах избавиться от такого бича, как война, надо, по крайней мере, сделать ее как можно менее жестокой. В чем, в конце концов, цель боевых операций? На мой взгляд, в том, чтобы вывести из строя как можно больше врагов, а вовсе не в том, чтобы убить их. Для достижения победы нет необходимости уничтожать все и всех, достаточно просто помешать противнику драться в течение некоторого времени, сократив до определенного уровня его численность. Кстати, в случае успешного воскрешения сраженных пулями солдат приобрело бы реальность фантастическое изречение одного ворчуна-генерала: «На войну идут умирать всегда одни и те же».

— А вот еще более удивительный случай! — воскликнул хирург, исследуя очередного шотландского солдата.

— Да разве он ранен, доктор? — удивился Жан.

Солдат спокойно потягивал трубку и, казалось, чувствовал себя совсем неплохо. На его шее зияла рана, нанесенная «гуманной» пулей в то время, когда он, в ожидании атаки, лежал, прижавшись к земле.