Капитан пиратского брига - [10]

– К вам Геннадий Артурович.

– Пусть войдет, а вас попрошу организовать две чашки кофе. Мне, как обычно, с лимоном. Если вас это не затруднит…

Виктор Владимирович не одобрял манеры многих «новых русских» обзаводиться секретаршами с внешностью топ-моделей и куриными мозгами. Он свято придерживался принципа: «Не… где работаешь», а ни на что иное подобные «Барби»-цыпочки не годились по определению, разве хвастаться их внешними данными – как баре в свое время породистыми борзыми. Сорокапятилетняя Анна Антоновна работала у него шестой год, на секс-бомбу никак не походила, зато в совершенстве знала три иностранных языка, делопроизводство и прикладные компьютерные программы; кроме того, отличалась честностью и преданностью хозяину, возможно, даже была немного, чисто платонически, влюблена в своего шефа. Баранов спокойно посвящал ее во многие, хотя, конечна, не все «секреты фирмы» и не стеснялся иногда советоваться со своей секретаршей, особенно когда дело касалось первого впечатления, произведенного на него новым человеком. Их оценки совпадали на удивление часто… Словом, Анна Антоновна была важным и на своем месте с трудом заменимым «игроком» его дружной команды.

А вот Геннадий Епифанов, будучи не просто важным, а наиважнейшим и совершенно незаменимым, к великому сожалению Виктора, «игроком» барановской команды считаться никак не мог. Высокий, худощавый, выглядящий немного старше своих сорока пяти лет, он вяловатым, расслабленным шагом зашел в кабинет, захлопнул дверь и, не здороваясь, поинтересовался:

– Что-нибудь градусосодержащее в твоем подстольном барчике водится? Учти, эту бурду, – он небрежным жестом указал на подносик с двумя чашками горячего ароматного «Сантоса», – можешь пить сам. Мой организм требует поправки после вчерашнего неумеренного потребления алкоголя. Кстати, только так и никак иначе его потребляют умные люди.

Действительно, белки его карих, глубоко посаженных глаз были покрасневшими. Длинное породистое лицо с выступающей нижней челюстью выглядело несвежим, помятым. И небрит к тому же.

Виктор тяжело вздохнул:

– Здравствуй, Гена. Неужели ты не мог не надраться вечером? Я же предупредил: будет важный разговор, для тебя есть работа! Ясно же по телефону вчера сказано было! Почему…

– Вот потому самому! – прервал его Епифанов. – Чтобы ты, дружок, не забывал, что, хоть я числюсь работающим в твоей долбаной конторе и даже имею с того еще более долбаные бабки, подчиняться тебе – это уж увольте! Тон мне твой не пон-дра-вил-ся. Шибко приказным при-ме-ре-щил-ся. Скажи спасибо, что я вообще пришел. Я тебе нужен, ты мне – нет, а хлеб за брюхом не гоняется.

Он поглядел на Виктора с видом кота, безмятежной походочкой выходящего из курятника и не желающего помнить, что к усам прилипли перышки. Епифанов сказал святую правду: этот человек не подчинялся никому и был по природе именно киплинговским котом, который гуляет сам по себе и ходит где вздумается. Основой его характера являлась легкость. Геннадий легко радовался и легко расстраивался, смеялся и грустил, зажигался и остывал. Он легко и охотно лез в драку и так же легко мирился, за один день мог смертельно разлаяться с приятелем, чтобы к вечеру поклясться ему же в вечной дружбе, а наутро следующего дня разлаяться сызнова. Как-то раз доведенный им почти до отчаяния, Баранов сказал: «Тебе легче помереть, чем сдержаться!» На что получил в ответ презрительное: «Я не из купчишек, как некоторые! Я потомственный российский дворянин и сдерживаться буду, когда меня прихватит понос на губернаторском приеме, да и то потому, что штаны запачкать жалко!» К жизни Епифанов относился как к увлекательной, хотя излишне жестокой игре, в которой главное – отнюдь не выигрыш. Он-то был начисто лишен честолюбия и считал его пещерным атавизмом. Люди подобного склада характера могут проявлять фантастическую работоспособность, однако лишь если и пока их работа им интересна. В противном же случае… К тому же он был законченным, убежденным мизантропом и вполне серьезно утверждал, что в творении божием его устраивает все, кроме венца этого самого творения. «Я, – говаривал Епифанов после пятой-шестой стопочки любимой „Лимонной“, – терпеть ненавижу человечество, хоть лояльно отношусь к отдельным его представителям, к самому себе в первую очередь!» И это тоже было святой правдой.

Баранов около пяти лет назад буквально вытащил Геннадия из болота, в которое старший инженер Епифанов провалился вместе со всем в недалеком прошлом могучим производственным объединением «Изумруд». Привычная работа «на войну» стала в условиях нашего радостно-идиотического братания с кем ни попадя малоактуальной и вовсе не доходной, а клепать конверсионные кастрюли с вертикальным взлетом еще предстояло научиться. Уникальный коллектив штучных специалистов распадался и разбегался… Случайно познакомившись с Епифановым, Виктор своим натренированным чутьем унюхал: этот человек может пригодиться в команде. И пригодился. Еще как.

Он очень скоро стал своего рода начальником тайного штаба Баранова, специалистом по работе, которую иначе, как диверсионной, не назовешь. Обладая тонким изобретательным умом, он, казалось, получал какую-то извращенную радость, планируя разного рода акции против своих ближних, в данном случае – конкурентов Виктора. Причем не только планируя, но и зачастую исполняя – в этом ему помогали его громадный талант и опыт инженера-оборонщика. Геннадий Артурович наглядно опровергал распространенное мнение, согласно которому у человека, хорошо работающего мозгами, передние конечности обязательно растут из задницы. Техника любой степени сложности буквально мурлыкала в его руках. Хитроумный и дорогой японский VC, антиподслушку, он в присутствии Баранова проверил и «расколол» за пятнадцать минут с помощью лезвия от безопасной бритвы, позаимствованной у Анны Антоновны английской булавки, двух батареек Panasonic, капельки клея «Момент» и плеера. Поколдовал с этим немудреным набором юного шизофреника, а затем включил плеер в обычную розетку и направил передом на глушилку-шифратор из Страны восходящего солнца… Сдалась хваленая самурайская техника, никуда не делась: контрольный диктофончик исправно начал писать все звучащее в кабинете, а индикатор, присоединенный к телефонному аппарату с телексом, показал огорченному выкинутыми на ветер деньгами Баранову «отведение дубль-сигнала». Усмехнувшись, Епифанов теперь уже сутки колдовал с VC, применяя менее экзотические детали, после чего сказал Баранову, что теперь глушилку не проскочит ничто, никто и никогда. Виктор ему поверил. Именно такая усовершенствованная глушилка работала у него дома позавчера, во время разговора с Москвой.