Капитан первого ранга - [157]

— Я, например, не участвовал, это точно, — заметил Дэшвуд.

— Я наблюдал сражение, когда в девяносто восьмом служил на «Каллодене», — сказал Симмонс. — Это было грандиозное сражение, но мы сели на мель и не смогли в нем участвовать. Мы так расстроились.

— Должно быть, это было трудное испытание для вас, — сочувственно произнес Джек Обри. — Помню, как вы мучились со становыми якорями, изо всех сил пытаясь стащить корабль с мели.

— Так вы участвовали в битве на Ниле, сэр?

— А то как же. Я служил на «Леандре». Помню, я вышел на палубу в тот момент, когда «Мьютин» подошел к вам с кормы и попытался стащите вас на чистую воду.

— Выходит, вы были в числе участников великого сражения, капитан Обри? — оживившись, произнес священник. — Расскажите, пожалуйста, как было дело. Можете ли вы поделиться некоторыми из ваших впечатлений?

— Видите ли, сэр, сомневаюсь, что я смогу. Это все равно что рассказать о своем впечатлении от симфонии или великолепного обеда. Это сопряжено с таким шумом, какого вы и представить себе не можете. Кажется, что время остановилось, и чувствуешь себя страшно усталым. А потом приходится долго разгребать обломки и наводить порядок.

— Именно об этом я и хотел узнать. И много было грохота?

— Хоть отбавляй! К примеру, во время сражения на Ниле рядом с нами взорвался французский «Л'Ориан», и после этого в течение десяти суток мы не разговаривали, а кричали. Но во время сражения при Сент-Винсенте шуму было гораздо больше. Когда мы стояли у Сент-Винсента, то в том месте корабля, которое мы называем «бойней» — это средняя часть орудийной палубы, сэр, — было установлено в ряд шестнадцать тридцатидвухфунтовых, раскаленных докрасна орудий, которые с адским грохотом подпрыгивали при отдаче, а нам приходилось выкатывать их снова и снова. Прямо над нашими головами вели огонь орудия верхней палубы. Когда неприятельское ядро ложится в цель, уши закладывает от треска разбитого рангоута и воплей раненых. А вокруг столько дыма, что почти невозможно ни дышать, ни смотреть; матросы словно бешеные кричат «ура», обливаются потом и, едва выдается секунда, хлещут воду. У Сент-Винсента мы вели огонь с обоих бортов, отчего едва не оглохли. Я только и помню, что страшный шум повсюду да огненные вспышки во мраке. Но, — добавил он, — в артиллерийской дуэли самое главное — скорость, точность и дисциплина. Мы производили бортовой залп каждые две минуты, а противнику для этого требовалось три с половиной или даже четыре. Это и обеспечило нашу победу.

— Выходит, вы участвовали и в сражении при Сент-Винсенте, — произнес священник. — Скажите, если я не покажусь вам чересчур назойливым, в каких еще сражениях вы участвовали? Я не имею в виду ваш последний подвиг, о котором все мы читали.

— Это были мелкие стычки — столкновения в Средиземном море, в Вест-Индии и тому подобные дела, которые во множестве происходили во время прошлой войны.

— Но было дело и с захватом «Какафуэго», сэр, если я не ошибаюсь, — с улыбкой произнес мистер Симмонс.

— Какое, должно быть, это было чудесное время, когда вы были молоды, сэр, — произнес мичман, изнемогавший от зависти. — Теперь такого не бывает!

— Уверен, вы простите меня, если вам покажется, что я вдаюсь в излишние подробности, — сказал капеллан. — Но мне хотелось бы полнее представить себе образ офицера, который, по его словам, принимал участие в некоторых сражениях. Помимо ваших действий в составе флота, в каких других битвах вы участвовали?

— Честное слово, я и сам не помню, — отвечал Джек Обри, чувствуя, что сотрапезники злоупотребляют его откровенностью, и подумал, что священникам совсем не место на военном корабле.

Он дал знак Киллику, чтобы тот принес очередной графин вина и еще мяса. Когда он принялся резать оленину, его настроение переменилось так резко, словно фрегат прошило восемнадцатифунтовым ядром. Грудь его сжало, и он закашлялся, поднявшись, чтобы разрезать жаркое. Старший офицер давно заметил, что назойливость мистера Лидгейта неприятна капитану Обри, и повернул разговор на животных, находящихся на корабле. С корабельными псами Джек уже был знаком, в том числе с ньюфаундлендом, который однажды, исполненный лучших намерений, принес одному из офицеров дымящуюся гранату. Кроме них на фрегате был крокодил с «Каллодена», кошки…

— Собаки, — заговорил капеллан, который был не из тех, кто подолгу может сидеть в своем углу не разговаривая. — Это слово, джентльмены, наводит меня на мысль. Эта короткая вахта, которая вот-вот начнется, вернее, две короткие вахты, почему они называются собачьими? Где тут, скажите, связь с собакой?

— Наверное, — отозвался Стивен, — оттого, что они бывают укороченными, точно хвосты у некоторых собак.

Ответом было полное молчание. Доктор незаметно вздохнул, но он привык к тому, что его не понимают.

— Мистер Батлер, бутылка рядом с вами, — сказал Джек Обри. — Мистер Лидгейт, позвольте положить вам ломтик мяса.

Первым оценил шутку доктора вахтенный мичман. Он прошептал своему соседу Дэшвуду:

— Он сказал: «Они бывают укороченными». Вы поняли?

Дэшвуд понял, а за ним и все остальные. Взрыв веселья, встречные шутки, громкий хохот достигли полубака, вызвав там удивление и различного рода предположения. Джек Обри, вытирая слезы с покрасневшего лица, откинувшись на спинку стула, воскликнул: